ЭКСПАНСИЯ ТЕРРИТОРИАЛЬНАЯ

ЭКСПАНСИЯ ТЕРРИТОРИАЛЬНАЯ (от лат. expansio - расширение, разрешение, распространение), массовое размножение (или иммиграция) некоторых видов на чужих территориях, направленное на занятие свободных или занятых другими (аборигенными) видами экологических ниш (например, нашествие саранчи, колорадского жука, белой американской бабочки, грызунов, сорных растений, сине-зеленых водорослей и др.). Экспансия территориальная может произойти и в результате акклиматизации; так, например, произошло при переселении в 1859 из Европы в Австралию 24 особей кроликов, которые очень быстро распространились по огромной территории, уничтожая растительность - кормовую базу аборигенных видов. Американский зоолог Ч. Элтон (1958) назвал экспансию территориальную “биологическими бомбами” См. также Инвазия .

Экологический энциклопедический словарь. - Кишинев: Главная редакция Молдавской советской энциклопедии . И.И. Дедю . 1989 .

Смотреть что такое "ЭКСПАНСИЯ ТЕРРИТОРИАЛЬНАЯ" в других словарях:

- (от лат. expansio распространение) расширение сферы господства, влияния, распространение чего либо за первоначальные пределы (напр., территориальная, экономическая, политическая экспансия) … Большой Энциклопедический словарь

- (от лат. expansio распространение) расширение сферы господства, влияния, распространение чего либо за первоначальные пределы (напр., территориальная, экономическая, политическая экспансия). Политическая наука: Словарь справочник. сост. проф пол… … Политология. Словарь.

Экспансия - (от латинского expansio распространение), расширение сферы господства, влияния, распространения чего либо за первоначальные пределы (например, территориальная, экономическая, политическая экспансии). … Иллюстрированный энциклопедический словарь

И; ж. [лат. expansio] Книжн. 1. Расширение сферы господства монополистических объединений или государств, осуществляемое как экономическими, так и внеэкономическими методами. Политическая э. Экономическая э. 2. Расширение, распространение чего л … Энциклопедический словарь

- … Википедия

- … Википедия

Германская колониальная империя Колонии Германии территории, находившиеся в колониальной зависимости от Германской империи или составлявших её государств. В разные исторические периоды колониями Германии были территории в Африке, Азии, Южной… … Википедия

Территориальная экспансия Османской империи Османская империя, основанная во второй половине XIII века как небольшой бейлик (княжество) в Северо Западной Малой Азии, приступила к территориальной экспансии уже в начале XIV века, в середине века… … Википедия

Координаты: 58° с. ш. 70° в. д. / 58° с. ш. 70° в. д. … Википедия

Книги

• Российская империя: от традиции к модерну. В трех томах. Том 1. Том 2. Том 3 (комплект из 3-х книг) , Миронов Б.. Единственное в мировой историографии комплексное системное обобщающее исследование социальной истории России с конца XVII в. до 1917 г. Под углом зрения модернизациирассмотрен широкий крут…
• Фронтир в американской истории , Тернер Фредерик Дж.. Книга всемирно известного классика исторической науки США Фредерика Джексона Тернера (1861-1932) "Фронтир в американской истории" является собранием его основных статей и выступлений с 1893…

Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII-начало XX в.). Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. – Спб., 2003. – Т. 1. – С. 19-65.

ТЕРРИТОРИАЛЬНАЯ ЭКСПАНСИЯ И ЕЕ ПОСЛЕДСТВИЯ: НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС, БОГАТЫЕ РЕСУРСЫ И ОБШИРНОСТЬ ТЕРРИТОРИИ

О российской экспансии написано много как в России, так и за рубе­жом и высказано несколько точек зрения: от признания России агрессив­ной империалистической державой, стремящейся к бесконечному расши­рению своих границ, до оправдания колонизационного движения инте­ресами не только русских, но и самого населения присоединенных территорий. Данный сюжет, как никакой другой, подвержен влиянию международной политической конъюнктуры. В периоды ослабления меж­дународной напряженности трактовка проблемы отличается значительной объективностью. 1 В периоды обострения международных отношений и столкновения интересов России и других великих держав академизм усту­пает место политическим страстям, тон публикаций изменяется: Россия обвиняется в экспансионизме и империализме. При изучении территори­альной экспансии России очень часто не принимается во внимание, что экспансия в смысле захвата чужих территорий и колонизация в смысле освоения пустующих и никому не принадлежащих, по крайней мере фор­мально, земель происходили рука об руку. Порой экспансию просто не­возможно отделить от колонизации, так как в XVI–XIX вв. на просторах Евразии четкие государственные границы нередко отсутствовали, да и многие народы государственности вообще не имели. Тесное переплетение экспансионистских и колонизационных задач и совпадение во времени усиления экспансии и колонизации делают целесообразным рассмотрение обоих процессов вместе, под углом зрения расширения границ.

Пользуется вниманием исследователей и проблема влияния географиче­ской среды на социальные процессы, экономику, общественные и полити­ческие институты. Для русских эта тема является до некоторой степени болезненной: богатая природными ресурсами страна, а народ не благоден­ствует в экономическом отношении. Одни, преимущественно иностранные исследователи используют этот сюжет для доказательства неспособности на­селения России воспользоваться своими богатствами вследствие недостатков их общественных и политических институтов, например общины или абсо­лютизма. Другие, главным образом русские авторы применяют иной подход: дефекты российских общественных и политических институтов они объяс­няют особенностями географической среды.

В рамках одной главы невозможно рассмотреть все аспекты многогран­ной темы. Поэтому остановимся на наиболее важных, с моей точки зрения, проблемах – на расширении территории и трудностях, которые возникали в связи с этим перед обществом и государством, а также на влиянии геогра­фического и демографического факторов на социальное и экономическое развитие страны.

РАССШИРЕНИЕ ТЕРРИТОРИИ РОСТ НАСЕЛЕНИЯ

С 1646 по 1914 г. территория России увеличилась с 4, 1 до 21,8 млн. кв. км, или в 1.55 раза, 2 а население - с 7 до 178 млн человек, или в 25.4 раза, Территория европейской части страны за это время увеличилась с 4.1 до 4.8 млн. кв. км, а население – с 6.7 до 143.3 млн человек (табл. 1.1). Только США опережали Россию по темпам роста населения: с 1790 по 1915 г. население США увеличилось с 3.9 млн до 100.5 млн, 3 или в 25.8 раза, т. е. за 125 лет больше, чем в России за 266 лет. Все европейские страны по росту населения далеко отставали от России. Это привело к тому, что в 1760-е гг. Россия стала самым населенным государством в Европе. В 1762 г. на долю России приходилось 18% населения всей Европы (23.2 из 130.0 млн), в 1800 г. – 22% (39 из 175 млн), в 1850 г. -27% (68.5 из 255 млн),в 1910г.–32%(161 из 505 млн). 4 В 1914 г. на территории России в границах 1646 г. проживал 41% всего населения, а на присоединенной и захваченной территории – 59%. 5

Из этого следует, что основным источником роста населения во второй половине XVII–начале XX в. были присоединения, завоевания и естествен­ный прирост нерусского населения. Однако русские никогда не загоняли ту­земное население в резервации, не отбирали земли, находившиеся в хозяй­ственном обороте, ограничиваясь, как правило, пустующими участками. При этом представителям других этносов не запрещались миграции ни в пределах империи, ни за ее пределы, и они в такой же примерно степени переселялись на собственно русские земли, в какой русские переселялись на присоединенные. В 1897 г. на территории, инкорпорированной Россией по­сле 1646 г., проживало 76.9 млн человек, из них лишь 12.2 млн, или 15.7%, были русскими, на территории, заселенной до 1646 г., проживало 52 млн., из них 8,5 млн, или 16,3 %, были нерусскими. В основном русские переселялись на незаселенные земли Новороссии, Юго-Востока, Северного Кавказа и Сибири и очень мало - на территории, занятые и освоенные другими народами. В Финляндии русские составляли 0.23% всего населения, в Польше – 2.8, на Кавказе 4.3% и т. д., зато в Новороссии – 21.4%, на Север­ном Кавказе - 42.2, в Нижнем Поволжье и Южном Приуралье – 57.9, Сибири –76.8%

По данным о темпах роста населения в отдельных районах можно бо­лее точно определить места выхода и поселения мигрантов: низкие темпы прироста населения указывали на то, что данные регионы служили источ­ником мигрантов, наоборот, высокие темпы прироста населения свиде­тельствовали о том, что районы принимали переселенцев, при условии, что естественный прирост населения был всюду примерно одинаковым (табл. 1.3). В XVIII в. основные потоки переселенцев, как и в XVI– XVII вв., направлялись в Черноземный центр и Поволжье, с 1780-х гг., после присоединения Крыма, и до 1861 г. – в Новороссию, в Нижнее По­волжье и Приуралье; в последней трети XIX в., после окончательного за­воевания Кавказа, – в Предкавказье, Новороссию, а также в Сибирь; в начале XX в. – в Сибирь. Миграция в Среднюю Азию была ничтожной. В целом за 1678–1915 гг. 39.4% всех мигрантов поселились в Сибири, 23.5 – в Новороссии, 19.1–на Северном Кавказе, 13.1–в Поволжье и Приуралье и 4.9% – в Черноземном центре. До эмансипации 1861 г. пере­селенцы происходили в основном из нечерноземных губерний Севера, Северо-Запада, Центра и Белоруссии. С 1860-х гг. к ним добавились миг­ранты из Черноземного центра, Украины и Поволжья.

По национальному составу среди мигрантов преобладали русские, затем украинцы и белорусы. Представителей остальных народом было мало.

Общее число переселенцев за 237 лет, 1678-1915 гг., оценивается в 12,8 млн. человек, в том числе за 180 лет, в 1678–1858 гг. - 4,7 млн. и за 57 лет, в 1858-1915 гг. - 8.1 млн. Значит, в среднем в год мигрировали в 1678-1858 гг. 26 тыс. чел., в 1858–1915 гг.– 143 тыс. человек.

Среднегодовая численность населения России за 1678–1858 гг. соста вила 32 млн человек, в 1858–1915 гг. – 118 млн, следовательно, в сред­нем в год переселялось в 1678–1858 гг. 0.08% и в 1858–1915 гг, - 1,2 % тех жителей страны. Широко распространенное представление о том, что население России всегда было очень подвижным, не соответствует действительности для периода с 1678 по 1858 г., когда в России сущвствовало крепостное право, но, вероятно, справедливо для времени до середины XVII в. и в меньшей степени – для пореформенного периода. Например, по данным переписей (писцовых книг), в некоторых уездах в мирный и благоприятный в экономическом отношении период между 1498 и 1539 и только около 30% крестьян оставались в домах своих отцов или поселя­лись м ближайшем соседстве, 36% переехали в другие селения данного уезда и 20% выселились за пределы своего уезда (о судьбе остальных нет данных). В годы кризиса, 1539–1576 гг., за пределы уезда выселилось до 60% крестьян. 6

После 1646 г. плотность населения стала расти повсеместно, в районах как старого, так и нового заселения. Окончательное закрепощение населения в 1649 г. затормозило мощное переселенческое движение, начавшееся в серединее XVI в. Колонизация возобновилась с новой силой после эманси пации, поглощая около 77% естественного прироста населения страны, что замедлило рост плотности населения в районах старого заселения, но не остановило его совсем.

Число сельских поселений в России в течение XVIII–начала XX в. уве­личивалось, в то время как в Западной Европе оно уменьшалось (в США и Канаде начиная с XIX в.). 7 Это говорит о том, что процесс внутреннего освоения земель в России не закончился вплоть до 1917 г., а в западных странах он завершился к началу промышленной революции в середине XVIII в. Кроме факта освобождения от крепостной зависимости большую роль в усилении колонизации играло возникшее аграрное переселение м отпоенных к середине XIX в. черноземных губерниях.

Хотя и до середины XVII в. Россия, как практически все европейские государства, была многонациональна, однако территориальная экспансия привела к тому, что Россия превратилась в многонациональную империю, м которой «титульная» нация оказалась в меньшинстве. В 1646 г. на долю русских приходилось около 95% всего населения страны, к 1917 г. – 44.6%. В составе империи насчитывалось около 200 больших и малых народов, различных по религии, языку и культуре, 8 на долю которых приходилось 55.4% населения (табл. 1.5).

Таблица 1.5 Этнический состав населения России в 1719–1914 гг. (в %)

ФАКТОРЫ ТЕРРИТОРИАЛЬНОЙ ЭКСПАНСИИ

Что стимулировало территориальную экспансию России во второй по­ловине XVII–начале XX в.? В первую очередь геополитические соображе­ния: обеспечить прочные границы, обрести незамерзающие порты, воспре­пятствовать захвату пограничных территорий соперниками или включить их в сферу своего влияния. Правящая элита рассматривала Россию законной наследницей и преемницей Киевской Руси и Золотой Орды и стремилась «собрать русские земли», которые в XI–XII вв. входили в состав Киевской Руси, а в XIII–XVI вв. – в состав Золотой Орды, под скипетр русского царя. 9 Следует согласиться со швейцарским историком А. Каппелером в том, что вплоть до конца XIX в. российская экспансия определялась преимуще­ственно стратегическими и внешнеполитическими, а не экономическими со­ображениями, и с американским историком Р. Меллором в том, что «Россия приобретала лишь то, на что другие государства не претендовали, или то, что они не, могли захватить». 10 Движение к Черному морю в первую очередь диктовалось стремлением укрепить южные границы и покончить с набегами крымских татар, которые захватывали в плен русских и продавали их в раб­ство. За XVI–XVIII вв. они захватили в плен сотни тысяч русских и про­дали их в рабство в Стамбуле. По свидетельству французского посла в России Л.-Ф. Сегюра, Екатерина II жаловалась Вольтеру, что татары «еже­годно заносили в Россию чуму и голод, истребляли и забирали в плен по 20 000 человек в год». 12 Движение к Балтийскому морю обусловливалось желанием иметь порты для экономических и культурных связей с Западной Европой.

Аннексия Северного Кавказа и Закавказья не может быть понята вне контекста войн с Ираном и Османской империей, аннексия Казахстана и Средней Азии – вне контекста противостояния между Россией и Велико­британией и поражения России в Крымской войне 1853–1856 гг., аннексия Дальнего Востока – вне контекста противоречий между Россией, с одной стороны, и Великобританией, Францией, США и Японией, с другой. Только в практически незаселенную Сибирь (в момент ее присоединения в первой половине XVII в. на территории площадью в 10 млн км 2 проживало при мерно 200 тыс. человек коренного населения) 13 русских влекла исключитель­но возможность воспользоваться ее природными богатствами; движение па Дальний Восток и в Среднюю Азию отчасти стимулировалось также стремлением получить источники сырья и рынки сбыта. Во всех других случаях стратегические соображения доминировали. 14

Что же касается собственно колонизации, то она, как это ни парадоксально, стимулировалась возникновением относительного аграрного пере­населения. Основная экономическая причина переселений в России, как и всюду, состояла в возникновении относительного аграрного перенаселения и вызываемого им кризиса системы хозяйства, какой бы она ни была. Дело в том, что каждой системе хозяйства соответствует предельная густота на­селения могущего найти себе в условиях данного строя хозяйства необхо­димые средства существования. 15 При достижении этого предела наступает аграрное перенаселение – относительный недостаток земли, выход из кото­рого возможен либо путем перехода к более интенсивному хозяйству, либо с помощью переселения. Переход к новой системе земледелия требует вре­мени, знаний, средств и психологической перестройки, к этому способу население обращается лишь тогда, когда отсутствует возможность переселе­ния. У населения России почти всегда существовала возможность для колонизации – вот почему оно чаще всего обращалось именно к переселе­нию, а не к интенсификации земледелия. 16

О том, что именно относительное перенаселение являлось важнейшим фактором земледельческой колонизации, говорят следующие данные. С 1860-х гг. основными губерниями выхода крестьянства являлись те губернии, где зе­мельная теснота достигла такой остроты, что даже зажиточные крестьяне страдали от малоземелья, – это черноземные центрально-земледельческие, украинские и средневолжские губернии старого заселения. Из них в 1870-1896 гг. выселились 3.4 млн человек, что составляло 12,2% сельского населения этих губерний в 1897 г. и около 87% всех российских переселенцев. Аграрное перенаселение больше ощущалось до эмансипации в районах господства крепостничества, после – в районах бывшего крепостничества, потому что крепостное право затрудняло свободные переселения крестьянства.

Стимулировало колонизацию и то обстоятельство, что районы вселения в отношении природных условий были весьма похожи на районы выселении мигранты весьма редко идут в районы с новой, непривычной природном средой.

В массовом сознании крестьянства XVIII–XIX вв. обнаруживается ми­грационная парадигма, которая делала крестьянина психологически подго­товленным для переселения. Учитывая привязанность крестьянина к родине, это служило весьма существенной предпосылкой массовых миграций. Крестьяне идеализировали акт миграции, рассматривая его как уход от непра­ведной «новизны» и, перенесение на новое место справедливой «старины», как поиск рая на земле на далеких землях. Легенда о Беловодье – земле, где человека ожидает полное благополучие и свобода, бытовала среди крес­тьян до начала XX в. Происхождение этой парадигмы, возможно, уходит корнями в раскол русской православной церкви в середине XVII в., совпав­ший по времени с окончательным утверждением частновладельческого кре­постного права. Раскольники уходили на новые места, скрываясь от пресле­дований властей, крестьяне бежали на новые места в поисках спасения от крепостного права. На этом фоне и могла родиться парадигма миграции. В то же время ее утверждал сам факт постоянной колонизации.

ВОЗНИКНОВЕНИЕ МНОГОНАЦИОНАЛЬНОЙ ИМПЕРИИ И НАЦИОНАЛЬНОГО ВОПРОСА

Итак, территориальная экспансия имела тот фундаментальный резуль­тат, что превратила Россию в многонациональную империю и породила ост­рые национальные конфликты. Накануне своего крушения в 1917 г. Россия была в политическом смысле унитарным, централизованным государством, полную автономию имели только Финляндия, Бухара, Хива и Урянхайский край, или Тува. 19 Одна часть территории России оказалась в составе импе­рии в результате завоевания (Прибалтика, Польша, Финляндия, Северный Кавказ, Средняя Азия), другая – была присоединена по договору (Левобе­режная Украина, Грузия, Бессарабия, некоторые земли Азербайджана и Казахстана), третья часть была инкорпорирована в ходе хозяйственной ко­лонизации (Север, некоторые земли Поволжья и Сибири). Все государства мира в XVIII–начале XX в. использовали указанные способы увеличения своей территории, так как все они в то время признавались международным правом. Например, США в результате войны с Мексикой в 1846–1847 гг. захватили 1.36 млн км 2 (более половины первоначальной территории Мек­сики), на которой впоследствии разместились 7 штатов. 20

Полный императорский титул отражал рост Российского государства, за­конность завоеваний и присоединений, так как признавался всеми государ­ствами, с которыми Россия имела дипломатические отношения. Напомним этот титул: «Божиею поспешествующею милостью, Мы, NN, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новго­родский; Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Си­бирский, Царь Херсониса Таврическаго, Царь Грузинский; Государь Псков­ский и Великий Князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский; Князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигаль-

ский, Самогитский, Белостокский, Корельский, Тверской, Югорский, Перм­ский, Вятский, Болгарский и иных; Государь и Великий Князь Новагорода низовские земли, Черниговский, Рязанский, Полотский, Ростовский, Яро­славский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Мстиславский и всея северныя страны Повелитель; и Государь Иверския, Карталинския и Кабардинския земли и области Арменские; Черкасских и Горских Князей и иных Наследный Государь и Обладатель; Государь Тур­кестанский; Наследник Норвежский, Герцог Шлезвиг-Голстинский, Стор-марнский, Дитмарсенский и Ольденбургский и прочая, и прочая, и про­чая». 21 Единство империи обеспечивалось и олицетворялось императором и клятвой на верность со стороны местных элит. Восшествие на престол каж­дого нового императора сопровождалось личной клятвой всего населения империи.

Принципы национальной политики

С народами, имевшими государственность, заключался формальный до­говор. С теми же, кто ее не имел, дело ограничивалось принесением присяги на верность русскому царю. При добровольном присоединении отношения между государствами строились в соответствии с договором, который, од­нако, не создавал федерации: присоединение осуществлялось в форме про­тектората, переходившего со временем в полное подчинение. Иначе решался вопрос при завоевании. В этом случае административное и общественное устройство завоеванных областей зависело от воли России, которая обычно предоставляла завоеванной области широкую автономию, однако не приво­дившую к ее обособлению в отдельное государство. Степень автономии за­висела от многих обстоятельств. Но первым основным принципом политики на инкорпорированных территориях являлось сохранение существовавшего до вхождения в состав России административного порядка, местных законов и учреждений, отношений земельной собственности, верований, языка и культуры. При лояльности к центральной власти автономия увеличивалась, как это было с Финляндией, при проявлении враждебности и сепаратизма автономия сужалась, как это было с Польшей после восстаний 1830 и 1863 гг. Проходило несколько десятилетий, иногда столетий, прежде чем вводились общероссийские порядки, но вплоть до 1917 г. полной админи­стративной, общественной и правовой унификации в так называемых наци­ональных окраинах и великороссийских губерниях не произошло. Проил­люстрируем сказанное на примере Казахстана. Длительное политическое доминирование русских в Казахстане (большая часть территории, населяе­мая казахами, так называемые Младший Жуз и Средний Жуз, была при­соединена в 1730-е гг.) не нарушило образа жизни и не подорвало тради­ционные казахские социальные и политические институты. Продолжали действовать советы аксакалов, суд биев, институт рабства, разделение на жузы, или племена, курултаи, избиравшие ханов жузов, хотя институт ханов был формально отменен царским правительством в 1824 г. Даже в советское время, несмотря на то что все традиционные институты были формально отменены, они фактически продолжали действовать, а после распада СССР они переживают возрождение.

Вторым, после уважения статус-кво, краеугольным принципом нацио­нальной политики являлось широкое сотрудничество центрального прави­тельства с нерусскими элитами, которые в большинстве своем получали пра­ва русского дворянства, что облегчало для центральной власти управление новой территорией. Типичный пример дает Левобережная Украина, присо­единение которой произошло без особых осложнений благодаря тому, что

украинская элита вошла в состав российского дворянства на равных с ним правах. 23

Третий основной принцип национальной политики состоял в создании некоторых преимуществ в правовом положении нерусских сравнительно с русскими. Даже евреи, хотя и проживали в черте оседлости и подвергались другим дискриминационным мерам, не закрепощались, не рекрутировались в армию, за исключением 1827–1856 гг., наравне с русскими, имели нало­говые льготы и др. Процент евреев в гимназиях составлял в 1865 г. – 3.3%, в 1870 г. – 5.6%, в 1877 г. – 10%, в 1881 г. – 12.3%, но в последующие годы стал снижаться. То же наблюдалось и в высшей школе: в 1881 г. процент студентов еврейской национальности составлял в 1881 г. 8.8%, в 1886 г. 14.5%, в 1907 г. – 12.1%, в 1911 г. –9.4% В черте еврейской оседлости еще в 1880-е гг. евреи преобладали на некоторых факультетах, например меди цинском и юридическом: в 1886 г. на медицинском факультете Харьковского университета доля евреев составляла 41.5%, Одесского университета 30.7%, а на юридическом – 41.2%. 24 Крещеные евреи имели те же права, что и русские, 25 и иногда делали исключительную карьеру на светской, военной или религиозной службе. Среди евреев известны генералы, адмиралы, ми­нистры и даже епископы. Например, внук крещеного еврея Александр Кржи жановский (1796–1863) стал архиепископом. 26 Центральное правительство гарантировало личную свободу платящим ясак крестьянам, пастухам и охотникам, запрещая их закрепощать, как русских свободных крестьян. Поэтому нерусские народы, у которых до присоединения к России не было крепост­нических отношений, так и не узнали, что это такое. До введения всеобщей воинской повинности в 1874 г. большинство нерусских народов было освобождено от тяжелейшей рекрутчины. В 1881 г. к отбыванию повинности в облегченном виде было привлечено население Финляндии, в 1887 г. - Кавказа (в облегченном виде), но по-прежнему были освобождены от нее многие народы Сибири, Средней Азии и Европейского Севера. Сказанное не означает, что представители национальных меньшинств не испытывали притес­нений со стороны коронной администрации, а указывает лишь на тот факт, что русские в этом отношении имели перед ними некоторое «преимущест­во». Статус «инородца», введенный в сословном законодательстве в 1822 г., не заключал в себе ничего унижающего и обидного. Он распространялся на малые народы Сибири, Европейского Севера, Кавказа, калмыков, впослед­ствии – на народы Казахстана. Инородцы подразделялись на оседлых, ко­чевых и бродячих, крещеных и некрещеных. Хотя в правовом положении каждой группы имелись некоторые особенности, все они по своим правам приближались до 1860-х гг. к государственным крестьянам, после – к сель­ским обывателям и управлялись «по законам и обычаям, каждому племени свойственным». Их элита признавалась за «почетных инородцев» и на время пребывания в должности получала соответствующий чин точно так же, как это практиковалось в отношении «природных обывателей», и ей был открыт доступ в дворянство. Оседлые инородцы могли переходить в любое из сословий империи. Сложное положение некоторых нерусских народов, на­пример малых народов Сибири, в котором они оказались к началу XX в., объяснялось не столько притеснениями со стороны русских, сколько труд­ностями адаптации к европейской культуре, носителями которой являлись русские.

Согласно четвертому принципу национальной политики, этнические и национальные критерии, хотя и принимались во внимание, но по существу не мешали продвижению по социальной лестнице. Благодаря этому между социальным статусом и национальностью отсутствовала связь, а политиче­ская, военная, культурная и научная элиты России были многонациональ­ными, включавшими протестантов-немцев и финнов, татар-мусульман, католиков-поляков и представителей многочисленных нерусских народов. Доля нерусских среди чиновников в 1730 г. составляла 30%, в 1850-е гг. – 16%. В 1894-1914 гг. среди 215 членов Государственного совета – высшего законосовещательного органа до 1907 г. второй палаты Государствен­ной думы с 1907 г., часть членов которой назначалась императором, насчи­тывалось по крайней мере 12.1% лиц неправославного исповедания и, следовательно, нерусских. Из 568 лиц, занимавших высшие посты в цент­ральном и региональном управленческом аппарате имперской администра­ции в 1903 г., свыше 10% относились к неправославным, главным образом к лютеранам и католикам, а из 6 тыс. в 1913 г. – от 10 до 15%. Всего в составе высшей бюрократии доля неправославных и, значит, нерусских со­ставляла в 1825 г. – 11.1%, в 1853 г. – 32.7%, в 1917 г. – 11.8%. В офи­церском корпусе в 1867–1868 гг. 23% всех офицеров были неправославны­ми, в том числе среди полных генералов на долю протестантов приходилось не менее 27%, в 1903 г. –соответственно 18 и 15%, в 1912 г. доля неправо­славных офицеров понизилась до 11%, а среди генералов повысилась до 20%. Вплоть до 1917 г. лояльность трону, профессионализм и знатное про­исхождение ценились гораздо выше, чем этническая или конфессиональная принадлежность.

Составной частью национальной политики являлось то, что правительство с помощью налоговой системы намеренно поддерживало такое положение в империи, чтобы материальный уровень жизни нерусских, проживавших в на­циональных окраинах, был выше, чем собственно русских, нерусские народы всегда платили меньшие налоги и пользовались льготами.

Как видно из данных табл. 1.6, в 1886–1895 гг. преимущественно нерус­ское население 39 губерний платило в год 1.22 р. налогов, в то время как население 31 великорусской губернии – 1.91 р., или на 59% больше. Исклю­чений не было: во всех районах, заселенных преимущественно нерусским населением и подчиненных общероссийской налоговой системе, прямые на­логи были меньше. В Финляндии и среднеазиатских автономиях существо­вали свои налоговые системы. То же следует сказать и о косвенных налогах. В результате общая сумма государственных доходов на душу населения в 31 великорусской губернии была на 39% выше, чем в остальных 39 губер­ниях (10.92 р. против 7.88 р.). «Инородцы обложены гораздо ниже рус­ских», – верно констатировал известный финансист Н. П. Ясйопольский, правда, не объясняя причину этого парадокса. Напротив, государственные расходы в 30 великорусских губерниях были меньше – 3.71 р. против 4.83 р. Это обеспечивало дополнительный финансовый поток (деньги предназнача­лись на оплату услуг и закупки товаров местного производства для распо­ложенной там армии) из центра в губернии, заселенные нерусским населе­нием, и давало ему возможность воспользоваться этими средствами для удовлетворения своих потребностей.

Обращает на себя внимание региональный дефицит бюджета в Бело­русско-литовском и Кавказском регионах, что было обусловлено их погра­ничным положением. Центральное правительство расходовало значитель­ные суммы на армию, что стимулировало экономическое развитие этих регионов. Дефицит в С.-Петербургской губернии объяснялся большими рас­ходами на центральное управление, двор и гвардию.

Районы, находившиеся на периферии Российской империи, имели некото­рые преимущества для своего развития сравнительно с центральными россий­скими регионами благодаря налоговым льготам, освобождению от воинской повинности, удобному географическому положению на границе или у моря. 32 Опасение сепаратизма вынуждало центральное правительство поддерживать это ненормальное для истинно колониальной державы положение.

Следует также отметить, что, как только оканчивалось очередное «по­корение» той или иной земли, поведение русских по отношению к другим народам характеризовалось терпимостью и восприимчивостью к чужому, исключая, может быть, только евреев. Установка «мы» – русские и «они» – нерусские никогда не имела у русских, в особенности у крестьянства, столь абсолютного значения, как у большинства европейских народов. Под сло­вом «мы» русские признавали не только этнически чистых русских, но и соседей, если они подчинялись русскому царю. Что же касается православ­ных единоверцев, то русские не противопоставляли их друг другу, ибо два основных критерия национальности господствовали в сознании русского на­рода– принадлежность к православию и подчиненность православному русскому царю. 33 Разумеется, отношения между русскими и нерусскими не были идиллическими (таких отношений не наблюдалось и среди представи­телей одного народа, особенно если они принадлежали к разным сослови­ям), но они в принципе развивались в русле партнерства и добрососедства, исключение составляли поляки и некрещеные евреи. Экономическая выгода и христианское миссионерство в российской экспансии были выражены на­много слабее, чем в политике морских держав Западной Европы, и, наобо­рот, факторы безопасности и сотрудничества с туземным населениям – больше. Причина состояла в большей географической, исторической, куль­турной и религиозной близости между русскими и нерусскими, чем между западными европейцами и колониальными народами Америки, Азии и Африки. В российском варианте нерусские этносы находились по соседству, русские давно были с ними в контакте, образ жизни и верования между русскими и нерусскими имели больше сходства. Отказ правящих верхов от идеи превращения великорусской нации в господствующую также способст­вовал добрососедским отношениям между русским и нерусскими народами. Перечисленные принципы национальной политики оставались общими для всего периода империи, но их реализация в существенной степени зависела от отношения к русскому господству со стороны элиты инкорпорированного народа и других факторов. Во-первых, важную роль играли традиции государственности и высоко развитой культуры, т. е. имел или не имел народ до При соединения свою территорию, границы, признаваемые мировым сообщест­вом, администрацию, писаные законы, письменность, искусство, литера туру и т. д. Эти традиции влияли как на политику российского правительства, так и на поведение национального меньшинства. Яркий пример – Польша и Финляндия.

Польша имела традиции государственности, Финляндия – нет. В результате в одном случае – непрерывная война, закончившаяся разрывом, во втором – сотрудничество, закончившееся мирным разводом. Во-вторых, су­щественное значение имело сходство или различие религий и культур. Сравнительно мало проблем русскому правительству доставляли Грузия, Армения, Украина, Белоруссия и Молдавия и очень много – мусульманские народы. Христианские народы, за исключением поляков, оказывали несравненно мень­шее сопротивление русской экспансии, чем исламские. В течение XVII-XVIII вв. четыре раза восставали башкиры с намерением перейти в подданство то сибирского хана, то Турции. Во время восстаний объявлялась «священная война» против русских, подвергались разорению сотни русских деревень, множество крестьян захватывалось в плен и продавалось в рабство.Северный Кавказ также был присоединен к России после длительной и изнурительной войны. За покорение Кавказа Россия заплатила жизнями 200 тыс. своих солдат. Горское население неоднократно поднимало восстания. 25 лет (1834-1859) продолжалась война с созданным Шамилем имаматом на территории горного Дагестана и Чечни О непримиримости горцев свидетельствовал не только объявленный ими газават, но и тот факт, что после покорения Кавказа около 400 тыс. человек эмигрировали в Турцию (при содействии русского правитель­ства). Завоевание Средней Азии тоже сопровождалось большим кровопро­литием с обеих сторон, уличными боями при взятии среднеазиатских городов и объявлением «священной войны» русским (например, бухарский эмир объ­являл газават в 1868 г.). В-третьих, важен был способ присоединения, наличие международного признания или, наоборот, непризнания присоединения. За­воевание, хотя и считалось законным способом расширения территории, со­здавало больше проблем, чем мирное присоединение или колонизация. Россия не воевала с финнами, эстонцами, латышами, литовцами, белорусами, укра­инцами и молдаванами. Их земли перешли как военный трофей от тех, кто господствовал там до прихода русских. Для них присоединение к России оз­начало только смену патрона, что облегчало восприятие русского владычест­ва, примиряло с ним и способствовало мирному вхождению в состав России. Наконец, нерусское население принимало во внимание потери и приобретения от присоединения. Для Грузии, Армении, Левобережной Украины присоеди­нение к России казалось наименьшим злом, а для кавказских горцев, среднеа­зиатских ханств – наибольшим. Подчеркну, что в данном случае более суще­ственно не то, как это было на самом деле, объективно, а как казалось присо­единенному народу, точнее – его элите.

Как показывает история России, национальный вопрос был для страны трудной проблемой. Однако иногда его решение бывало успешным. Был удачно в конце концов решен башкирский вопрос. Правительство огра­ничило расхищение земель, остановило начавшееся распространение кре­постного права на башкир, в 1786 г. освободило их от уплаты ясака, а в 1798 г. превратило их в свободное военно-казачье сословие. В 1863– 1865 гг. башкиры получили статус свободных сельских обывателей, на них были распространены реформы и русское законодательство, в низших административных единицах разрешалось ведение дел на родном языке. Впоследствии, вплоть до 1917 г., среди башкир сепаратистского движения не возникало. 37 Удачно был решен финляндский вопрос: финны, удовле­творенные полученной автономией, до изменения курса национальной по­литики в 1860-е гг. и особенно до нарушения русским правительством статус-кво в 1890-е гг. не доставляли большого беспокойства центрально­му правительству. 38

Но автономия удовлетворяла не всех. Польша дает пример того, как большая автономия, либеральное политическое устройство, намного более прогрессивное сравнительно с тем, которым обладала собственно Россия, не принесли успокоения в умы завоеванного народа. Чем это можно объяс­нить? С одной стороны, тысячелетняя традиция государственности, история, отмеченная многими достижениями, католицизм, чувство превосходства над победителем не позволили польскому народу примириться с утратой суве­ренитета. С другой стороны, как мне кажется, форсированное Россией го­сударственное строительство в Польше в 1815 г. создало такое положение, что Россия - творец польской государственности – стала практически не нужна полякам после того, как новое польское государство было ею созда­но. Поляки поторопились избавиться от ненужной опеки.

РЕЗУЛЬТАТЫ ТЕРРИТОРИАЛЬНОЙ ЭКСПАНСИИ

Каковы были результаты территориальной экспансии для самой Рос­сии? Они были неоднозначными. Рассмотрим сначала позитивные послед­ствия. Вплоть до середины XVIII в. вся южная плодородная, черноземная половина Русской равнины представляла собой безлюдную степь – «дикое поле», крайне редко были заселены Заволжье и Сибирь, где вообще не было русских. Они сосредоточивались на Севере и в нечерноземной части Русской равнины, так как Казанское, Астраханское и Крымское ханства парализовали колонизационное движение на юг и восток. С середины XVI в., после победы над Казанским и Астраханским ханствами, начались массовые миграции, которые с разной интенсивностью в отдельные пе­риоды продолжались до 1917 г. Во второй половине XVI–XVII в. основ­ные потоки переселенцев направлялись в Черноземный центр, Камский край и Приуралье, благодаря чему центр русской населенности стал пере­мещаться с севера на юг, и процесс этот продолжился в XVIII–XIX вв. До начала XVIII в. 2/3 населения проживало в северной и лесной зонах, к концу XVIII в. благодаря переселениям с севера на юг большая часть населения стала проживать в более благоприятной для земледелия лесо­степной и степной зонах, а к 1914 г. там сосредоточилось почти 2/3 на­селения Европейской России. Перемещение центра хозяйственной деятель­ности на юг чрезвычайно способствовало увеличению экономического потенциала страны, главным источником которого являлось сельское хо­зяйство.

Экспансия в южном направлении увеличивала не только общий земель­ный фонд, но и степень его использования, так как по мере передвижения границы на юг доля земли, пригодной для земледелия и скотоводства, воз­растала. В северной зоне доля пашни и лугов даже в 1914 г. составляла всего 9%, в то время как в лесной зоне уже в 1696 г. – 25.6%, в лесостепной -54.8 и южной степной – 41.1%. Как видно из данных табл. 1.9, в XVIII-XIX вв. площадь пашни и лугов увеличивалась главным образом за счет Освоенных территорий лесостепной и степной зон. Благодаря экспансии и колонизации процент окультуренной земли с 1696 по 1887 г. повысился почти в 2 саза – с 24.4 до 45.9%.

К 1914 г. доля культурной площади возросла, по разным оценкам, от 2.1% до 6% и составила от 48% до 52%. 5| И хотя Россия по-прежнему усту­пала по площади окультуренной земли большинству стран Западной Евро­пы, где она составляла в конце XIX в. около 60–70%, исключая Норвегию, Швецию и Финляндию, 52 достижение даже 48% освоения земельного фонда Европейской России стало возможным только вследствие увеличения терри­тории в благоприятных для земледелия регионах.

К позитивным результатам экспансии следует отнести также плодотвор нос влияние на общественный быт России сословно-корпоративной органи­зации и более развитой культуры, экономики, существовавших в инкорпо­рированных западных областях, в особенности в Прибалтике.

Негативные последствия экспансии были также весьма серьезными. Во-первых, под ее влиянием в народном сознании утвердилось убеждение об экстенсивном развитии как наиболее рациональной и эффективной форме ведения хозяйства, возникла вера в неистощимость природных ресурсов, ставшая парадигмой русского менталитета, и сформировалась психологии беззаботности И нерасчетливости в обращении с природными ресурсами и собственностью. В перспективе такие убеждения и такая психология вели к отставанию.

Во-вторых, территориальная экспансия затрудняла формирование хоро­шо Структурированной системы городов, которая бы могла наилучшим об разом обслуживать потребности народного хозяйства. Дело в том, что рациональные целостные системы городов, обладающие развитой иерархическойй структурой, могут занимать территорию не более сотни тысяч квад­ратных километров, В таких больших по территории странах, как Россия, США или Канада, невозможна рациональная единая система городов. На­пример, в США никогда и не пытались ее создать, там существует несколько региональных столиц, а национальная столица имеет лишь ограниченный набор политических функций. 54 В России вопреки экономической целесооб­разности такую единую, централизованную систему городов правительство создавало искусственно по административным соображениям и из-за страха сепаратизма, Следует согласиться с теми, кто считает, что с точки зрения экономической инфраструктуры Россия – жертва своего огромного пространства.

В-третьих, новые территории не только открывали новые возможности, по и требовали значительных усилий и средств для обеспечения коммуни-каций, обороны и т. п. С одной стороны, это истощало центр, с другой стороны, выделенных средств всегда было мало, вследствие чего экспансия затрудняла создание инфраструктуры, адекватной потребностям страны, что до сих пор является слабым местом российской экономики.

В-четвертых, территориальная экспансия привела к тому, что Россия пре­вратилась в многонациональную империю, а русские –в непривилегиро-нное национальное меньшинство; экспансия замедлила развитие единой российской нации. 55 Финский, польский, балтийский и украинский регионы, выгодно используя огромный российский рынок, иностранный капитал, близость к Западу и экономические льготы, предоставленные центральным правительством, опережали в экономическом отношении обширную область русского заселения. По уровню грамотности русских опережали прибалтийские народы, поляки, евреи, финны, а также волжские и крымские татары, которые активно использовали письменность как средство сохранения своей Национальной идентичности. Нерусские были значительно шире, чем рус­ские, представлены среди людей квалифицированных профессий. Жизнен­ный уровень русских был одним из самых низких в империи. Наконец, в стране начиная с 1830 г. нерусские народы постоянно создавали политическую напряженность, поддерживали революционное движение, с которым национальные движения по большей части совпадали. Постоянная необхо­димость обеспечения безопасности, поддержания власти и общественного порядка тяжелым бременем ложилась на страну, прежде всего на русских, ограничивала возможности социального, экономического и политического развития центра страны и тем самым способствовала сохранению отсталости России.

Не следует, однако, преувеличивать трудности и недооценивать выиг­рыш от экспансии, как это делают некоторые исследователи, полагающие что «если бы за Уралом плескался океан, то, скорее всего, Россия уже давно бы была полноправным членом сообщества цивилизованных стран». 56 В приведенной цитате содержится признание решающей роли демографического давления на экономические и культурные успехи наро-да. Давайте представим, что было бы с Россией, если бы она оставалась в границах 1646 г. Если бы все русские люди в 1897 г., которых насчитывалось 55.7 млн человек, оставались бы на территории европейской части страны в границах 1646 г., то к 1897 г. плотность населения здесь увеличилась бы примерно в 8 раз и составила бы около 14-16 человек на 1 км 2 , как в Англии и Франции в XI в., в Германии и других запад­ноевропейских странах в XVII в. Такой плотности населения обычно со­ответствует трехпольная система земледелия без активного использовании удобрений. 57 Между тем фактически в 1897 г. на территории в границах 1646 г. проживало 50 млн – всего на 11% меньше контрфактического рас-чета, а плотность населения составляла 12–14 человек на 1 км 2 . В целом же в европейской части страны без Финляндии фактическая плотность населения в 1897 г. была в два раза выше –24 человека на 1 км 2 , а при­менение удобрений в сельском хозяйстве конца XIX в. стало почти все­общим явлением. Следовательно, территориальная экспансия приводила к увеличению плотности населения и не препятствовала экономическому раз­витию России, так как она инкорпорировала не только пустующие земли, но и густонаселенные районы с более развитой, чем на собственно рус­ской территории, экономикой.

Следует заметить, что парадигма экстенсивности, с одной стороны, дей­ствительно задерживала переход к интенсивному хозяйству. Но, с другой стороны, экстенсивный путь развития экономики был неизбежным для Рос­сии, более того – оптимальным. Интенсификация требует огромных затрат капитала и, если иметь в виду мировой опыт, как правило, происходит тог­да, когда существует избыток труда, недостаток земли и достаток капитала. В России всегда был избыток земли и недостаток капитала, поэтому возни­кавший в отдельных районах избыток труда переливался в районы избытка земли и недостатка труда.

Капитал – это труд в превращенной форме, поэтому для его создания необходимо предварительное использование труда без непосредственного результата, во имя будущего дохода. Капитал предполагает накопление, со­пряженное с принесением в жертву настоящей выгоды ради будущей. На­дежда на будущий доход предполагает осознание идеи, что капитал, исполь­зуемый в производстве, обладает способностью не только воспроизводить себя, но и давить некоторую прибыль. Идея накопления, предварительного использования труда ради получения прибыли В будущем отсутствовала в менталитете русского крестьянина. Отсюда мотив к накоплению у него был весьма слабым, что усугублялось недостатком бережливости и предусмот­рительности, небрежным отношением к природным ресурсам и неуважением к собственности, не только чужой, но даже и своей. Если количество сельскохозяйственных орудий и скота принять за показатель склонности к на­коплению, то оказывается, что того и другого крестьяне держали ровно столько, чтобы удовлетворить текущие потребности. В 1910 г., согласно дан­ным первой и последней переписи сельскохозяйственного инвентаря, на 1 хозяйство приходилось 1.1 орудия вспашки (из них только 34% были усо­вершенствованными или железными, остальные деревянными) и 1.4 орудия рыхления почвы (из них лишь 5.4% были железными или усовершенствован­ными). Сельскохозяйственные машины использовались мало: 12.5% всех хозяйств применяли веялки, 4 – жатвенные машины, 3.1–молотилки, 1.5 – сеялки и 0.5% – сенокосилки. 59 Машины имели главным образом вла дельцы земли на праве частной собственности. Но и среди них подавляющее большинство имело такие же орудия, как и крестьяне-общинники. 60 С рабо­чим скотом тоже существовала напряженность: в Европейской России в 1870 г. на один крестьянский двор приходилось 1.3 рабочей лошади, в 1900 г. –0.92, в 1916 г. – 1.1 лошади. 61

Подчеркнем, что парадигма экстенсивности утвердилась бы в сознании любого народа, если бы он находился в тех же условиях, что и русский парод. В соответствии с законом падающей производительности земли" (в современной трактовке, закон убывающей производительности любого переменного ресурса при прочих фиксированных) интенсивное произвол ство практикуется только там, где существует недостаток земли, и, наобо­рот, где налицо избыток земли, там господствует экстенсивное земледелие. Экономисты доказали, что «тщательность возделывания земли является одним из симптомов и следствий тех более тяжелых условий, которые зем­ля начала требовать за любое увеличение получаемых с нее продуктом. Там, где принятию этой системы есть альтернатива, заключающаяся в получении требующегося обществу увеличения количества продовольствия с неосвоенных земель столь же хорошего качества, как те, которые уже воз­деланы, люди не предпринимают никаких попыток выжимать из земли количество продукта, хотя бы сколько-нибудь приближающееся к тому, что могут дать лучшие европейские методы земледелия. В таких местах землю эксплуатируют до той степени, при которой она приносит макси­мальную отдачу пропорционально затраченному труду, но не более то­го». 63 Причина этого состоит в том, что издержки интенсивного земледелия гораздо выше, чем при более примитивной системе ведения хозяйства. Седовательно, экстенсивное земледелие при наличии запаса земель явля­ется наиболее рациональным способом ведения хозяйства. Ионо в свое время встречалось всюду, где существовал свободный фонд земель, а и США, Канаде, Австралии и некоторых других странах оно наблюдалось и в XIX в., хотя фермеры приехали из Европы, где давно практиковалось интенсивное земледелие.

В России же дополнительным стимулом для экстенсивного хозяйства слу­жило то, что границы страны расширялись в направлениях от менее плодо родных к более плодородным землям, на которых издержки производства были меньше, а производительность труда – выше, чем в районах старого заселения, В табл. 1.10 приведены данные о региональных издержках зерно­вого производства при трехпольном севообороте без применения машин и удобрений, которые были получены в 1933–1937 гг. в ходе исторических экспериментов, в точности имитировавших земледелие наших предков в тот период, когда они применяли трехполье и не использовали удобрения.

Данные показывают зависимость издержек производства от природных условий в чистом виде для всего изучаемого периода, так как эти условия и XVIII-XX вв. практически не изменялись Сопоставление неизменных из­держек производства с фактической урожайностью, которая со временем из­менялась, позволяет статистически оценить региональные различия в производительности труда в динамике.

Как видим, на протяжении XVIII-начала XX в. произво­дительность труда в районах земледельчес­кой колонизации была в 2–4 раза выше, чем в районах старого засе­ления, несмотря на то что в последних удоб­рения стали понемногу входить в практику земледелия еще в XVI в., в течение XIX в. их применение там стало повсеместным, в то время как в районах колонизации удобре­ния начали использо­ваться лишь с конца XIX в. и в начале XX в. они еще не вошли прочно в сельскохозяй­ственный быт.

Таким образом, экстенсивный путь раз­вития российского сель­ского хозяйства был оптимальным для Рос­сии вплоть до начала XX в.: он не только поддерживал достаточ­но высокий жизненный уровень (так как крес­тьянство как до эман­сипации, так и после нее в основном удовле­творяло свои потреб­ности), но и создавал прочный запас ресур­сов для будущего раз­вития. К России вполне применима оценка, ко­торую дал Ф. Бродель американской террито­рии: «Американская бескрайность играла разные роли, говорила на разных языках. Она была тормозом, и она же была стимулятором, ограничением, но так­же и освободительни­цей».

РОЛЬ ПОДВИЖНОЙ ГРАНИЦЫ В ИСТОРИИ РОССИИ И США

Россия, как и США, в течение долгого времени была колонизирующей страной. Потому представляет интерес сравнить опыт двух стран в свете концепции Ф. Дж. Тернера о влиянии подвижной границы страны на ее раз­витие. 65 Такой анализ провел английский историк Д. Шоу на примере освоения Черноземного центра России в XVII в. Он обнаружил, что дли­тельное существование подвижной границы на юге России в XVII в. и на западе США в XIX в. оказало принципиально иное влияние на развитие колонизуемой территории. В США подвижная граница в экономическом от­ношении способствовала развитию рыночной экономики в колонизуемом районе, освоение которого начиналось с охоты и разведения скота и по­степенно завершалось возникновением торгово-промышленных городов. В России дело начиналось с военно-административного освоения новой тер­ритории, являвшейся сферой влияния крымских татар, которым покрови­тельствовала Турция, и заканчивалось хозяйственным освоением земель, эксплуатировавшихся в основном на принципах натурального хозяйства. Но такой вывод справедлив только в том случае, если оставаться в рамках

XVII в., что вряд ли правомерно, поскольку граница продолжала двигаться на юг еще полтора столетия, до выхода на Черноморское побережье Крыма и на Северный Кавказ. В первой половине XIX в., благодаря выходу России к Черному морю и созданию ряда портов, прежде всего Одессы, возникла рыночная экономика и сформировалась довольно густая сеть городов, глав­ными функциями которых были не административно-военная и аграрная, как было в XVII–XVIII вв., а торговая и промышленная. Следует также учесть, что в США подвижная граница на начальных стадиях также «варваризировала» колонистов, поскольку они были вынуждены обращаться к примитивным формам хозяйства – охоте, кочевому скотоводству и рыбо­ловству, и способствовала экстенсивному развитию экономики не только в районах их вселения, но и выхода. Таким образом, экономическое развитие колонизуемой территории на южной границе России и западной границе США в принципе прошло те же стадии, только в России в более медленном темпе; сходство конечного экономического результата также очевидно. За­медленность экономической эволюции южных пограничных районов России обусловливалась тем, во-первых, что в XVII–XVIII вв. в экономике страны господствовали крепостнические отношения, а рыночные отношения были развиты слабо. Во-вторых, тем, что в России в отличие от США, где коло­низация изначально имела экономическое назначение, новая территория сперва завоевывалась по стратегическим соображениям и только после пре­кращения военных действий начиналось ее экономическое освоение. Причем в России поток колонистов вследствие малочисленности населения в стране был намного меньше, чем в США.

В социальном отношении подвижная граница в США стимулировала развитие на осваиваемых территориях буржуазных отношений, демократии, малой семьи и индивидуализма, а в России – крепостнических отношений, большой семьи и общины. Трудно было бы ожидать другой результат, так как колонизация «дикого юга» Русской равнины происходила в XVII–XVIII вв. – в период господства в России крепостничества, а колонизация «дикого Запада» Северной Америки в первой половине XIX в. – в период господства там капитализма. И русские, и американские колонисты, как и всякие колонисты вообще, переносили на новые земли те социальные отно­шения, которые существовали в местах их выселения.

В России подвижная граница служила «предохранительным клапаном», благодаря тому что новые земли становились убежищем для всех недоволь­ных и бедняков, что разряжало социальное напряжение, предотвращало об­разование класса неимущих, задерживало имущественную дифференциацию в районах выхода колонистов. Применительно к США этот тезис подвергся критике. Другие обобщения Тернера нашли свое подтверждение: в России, как и в США, на подвижной границе возникали специфические социальные группы населения, особый хозяйственный уклад, своеобразные правовые от­ношения; там ощущался недостаток правительственного контроля, процве­тало беззаконие, пришельцы вынуждены были приспосабливаться к новым условиям существования, опираясь преимущественно на собственные силы. 66 До середины XVIII в. на границе существовало казачество – специфическая социальная группа населения, образовавшаяся из беглых. Казачество имело своеобразное демократическое общественное устройство, долгое время об­ладало автономией от центральной власти, подчинялось своему обычному праву и традициям. 67

На подвижной северной границе России в XII–XVII вв. 68 и восточной границе в Поволжье, Южном Урале и Юго-Востоке, 69 в Сибири и на Даль­нем Востоке 70 в XVIII–начале XX в. происходили аналогичные процессы. В перечисленных районах даже тогда, когда они осваивались до эмансипа­ции 1861 г., крепостничество было слабее, после эмансипации там быстрее развивались рыночные отношения. 71 Это было частично связано с тем, что данные территории осваивались преимущественно государственными крес­тьянами, которые не знали частновладельческого крепостничества, и с тем, что правительство запрещало закрепощать нерусское население, которое благодаря этому оставалось свободным от помещичьего гнета. Особенно большой экономической, социальной и культурной спецификой отличалась Сибирь, что послужило благоприятной почвой для существования в среде русской сибирской интеллигенции в середине XIX–начале XX в. так назы­ваемых сибирских областников, настроенных в пользу автономии Сибири на том основании, что ее жители превратились в новую «сибирскую на­цию». 72 Ряд современных историков также подчеркивают специфику сибир­ского образа жизни. 73

Если кратко обобщить русский опыт подвижной границы, то можно ска­зать, что результаты колонизации в существенной мере зависели от ее пер­воначальных целей, от того, кто и когда колонизовал новые земли, какой общественный и экономической быт там заставали переселенцы, какой тип социальных отношений и какой образ жизни приносили они с собой. Когда военно-стратегические задачи колонизации были приоритетными, тогда ее результаты получались иными, чем в США; если же главной целью коло­низации являлось сельскохозяйственное освоение, результаты были сходны­ми. Социально-экономические результаты имели региональную специфику. Как писал Тернер, имея в виду США, «каждый большой район развивался своим особенным путем, имел свой тип народа, собственный географи­ческий и экономический базис, собственные особые экономические и со­циальные интересы». 74 То же наблюдалось и в России, что позволило А. Н. Челинцеву в конце XIX–начале XX в. сформулировать концепцию экономических районов России как стадий сельскохозяйственной эволю­ции. 75 Подвижная граница как в США, так и в России способствовала фор­мированию экономических районов, находившихся на разных стадиях эко­номического развития (так как районы колонизации, как правило, отставали в экономическом отношении от районов старого заселения), и в конечном счете – формированию многоукладной национальной экономики: в США – рабовладельческой и капиталистической, в России – крепостни­ческой, капиталистической и «семейной». Результаты колонизации сущест­венно зависели и от той стадии развития, на которой находилась сама «мет­рополия», от тех социально-экономических отношений, которые в ней господствовали в момент колонизации. Концепция Тернера и его последо­вателей обобщает опыт колонизации США преимущественно в XIX в., когда в стране господствовали буржуазные отношения, демократические институты. Колонизация в России растянулась на несколько столетий и проходи по большей частью в совершенно других условиях: в XVIII нерпой половице XIX в. – при крепостном праве и самодержавии, в 1860–начале XX в, – В условиях развития правового, демократического государства и рыночной экономики, и лишь в 1906–1914 гг. – в условиях, более или менее сходных с американскими.

ПРИРОДНЫЕ РЕСУРСЫ: БОГАТЫЕ ИЛИ БЕДНЫЕ?

Термин природные ресурсы обозначает тот компонент окружающей естественной среды, который используется в данный момент или может ис пользоваться человеком в будущем для удовлетворения материальных и ду­ховных потребностей: энергия солнца, земли и воды, земельные, минеральные, водные, растительные ресурсы, ресурсы животного мира и т. д. Для обозначения той части природного окружения человека, которая образует среду его обитания и с которой он непосредственно связан в своей жизни и деятельности, используется понятие географическая среда. Эти два понятия отражают различный взгляд на земное природное окружение: в первом слу­чае акцент делается на их использовании преимущественно в производстве, во втором – на взаимодействии природы с человеком. Когда говорят о том, какие возможности создает природное окружение для деятельности человека, употребляют термин природные ресурсы; когда говорят о влиянии природного окружения на общество, используют термин географическая среда.

В отечественной историографии долгое время отрицалось существенное влияние географической среды на экономику, общество и культуру, но в последние 15–20 лет появились работы, где, наоборот, стало подчеркивать ся важное, а иногда и решающее значение среды обитания. 76 Одни исследо ватели отмечают богатство ресурсов России, другие – недостатки природ­ной среды: континентальность климата, общий дефицит тепла и плати, непригодность значительной территории для земледелия, отсутствие значи-тельных минеральных источников в европейской части страны особенно до XIX в., отдаленность от моря, невысокое плодородие почв, исключая черноземы, которые занимают относительно небольшое пространство, И т. д." Кто же прав?

Географические условия для сельскохозяйственного производства в России действительно имеют ряд недостатков сравнительно со странами Запад­ной Европы. Но не следует их и преувеличивать – сами недостатки иногда переходят в достоинства и, наоборот, достоинства – в недостатки. Напри мер, континентальный климат имеет ряд минусов для сельского хозяйства, но он обладает и некоторыми плюсами. Более жаркий и влажный в весеннее и летнее время климат позволял выращивать однолетние культуры значи­тельно севернее, чем в других странах. Например, хлопок возделывался в России под 42° северной широты, а в США – под 38°. Злаки, включая пшеницу, произрастали в России севернее, чем в других европейских странах, в самых северных российских губерниях – Архангельской, Вологодской и Олонецкой, причем урожаи там были в XVI–первой половине XIX в. выше, чем в среднем по России и в более южных губерниях Нечерноземного центра 78 Россия сравнительно с европейскими странами хуже обеспечена осадка ми: на рубеже XIX–XX вв. среднегодовое количество осадков (470 мм) бы­ло на треть меньше, чем в соседних провинциях Германии и Австро Венгрии, и вдвое меньше, чем в Северо Западной Европе, а также в земледельческих штатах США. Однако недостаток осадков хотя бы отчасти компенсировался снеговой водой. Средний уровень естественного плодородия земли в России был ниже, чем в остальной Европе. Но русскому чер­нозему по естественному плодородию не было равных в мире, а он преоб­ладал в 189, или в 38%, из 497 обследованных к концу XIX в. уездов России. Серые лесные почвы, распространенные в 20 уездах, или в 4% всех уездов, были также достаточно плодородны, а менее плодородные дерново-подзолистые почвы (в 167 уездах, или в 34.4% всех уездов) 80 имели свои пре­имущества: при их забрасывании они увеличивали свое плодородие, и пашня могла быть легко восстановлена крестьянином, на чем была основана за­лежная система земледелия. В отличие от них легкая и плодородная почва в гористых и холмистых районах Западной Европы, в частности в Среди­земноморье, при забрасывании пашни, что случалось в периоды упадка и сокращения населения, не могла быть восстановлена, так как почвенный слой с невозделанных полей смывался, в результате чего пахотные угодья сокращались. В лесной зоне России земледелие на мелких участках было невыгодно, а более крупные массивы требовали использования тяглового скота, так как одним ручным трудом обойтись здесь было невозможно. Это делало необходимым органическое соединение земледелия и скотоводства. 81 Климатические аномалии в России XII–XX вв. в целом находились на уров­не европейских, а циклические колебания климата были синхронными. 82 Та­ким образом, ни климат, ни почвы в России и на Западе не отличались столь существенно, чтобы видеть в них факторы, способные объяснить различия в их социальной и экономической истории. 83

Определенное значение имели также и другие особенности природных условий в России, но и их роль не следует переоценивать. Большая часть России отдалена от моря, и ее береговая линия слабо изрезана. На всем пространстве Западной Европы нет ни одного пункта, который бы отстоял от моря дальше, чем на 300 км, в то время как расстояние от Москвы до моря – 650 км, а от Уральских гор – более 1100 км; кроме того, большая часть российского побережья не имела транспортного значения. Эти обстоя­тельства затрудняли торговые сношения с другими странами. Зато Европей­ская Россия располагала развитой системой удобных судоходных рек, кото­рые чрезвычайно облегчали торговые сношения не только внутри страны, но и с внешним миром.

ТЕРРИТОРИАЛЬНАЯ ЭКСПАНСИЯ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ: ОТ РАСШИРЕНИЯ К ПОЛИТИЧЕСКОЙ ИНТЕГРАЦИИ И УНИФИКАЦИИ ПОЛИТИЧЕСКОГО ПРОСТРАНСТВА

Обретение независимости от Золотой Орды, рост военной мощи позволили Московскому государству приступить к расширению своей территории. К 1547 году Москва выступала в качестве одного из ведущих политических центров Восточной Европы.

Способом и смыслом существования Русского царства, а затем Российской империи, была территориальная экспансия, осуществляемая путем присоединения территорий в результате военных успехов и колонизации. В ходе территориального расширения Россия установила свое политическое господство в центральной части Евразии, интегрируя присоединенные территории и народы в имперский социум в качестве имперских периферий с различным политико-административным статусом.

Первый этап формирования Российской империи начался уже во времена присоединения Руси Ордой. В XV в. московские князья осуществляют «собирание русских земель». Второй этап - это борьба за наследие Золотой Орды в Восточной Европе, начавшаяся во второй половине XV в. Третий этап формирования Российской империи - это окончательный переход в Азию с завоеванием Сибири в течение XVII в. Четвертый этап формирования Российской империи привел к подчинению украинских казаков власти московского царя. Пятый этап формирования Российской империи - это правление Петра I, который в 1721 году провозгласил себя Российским императором и присоединил Прибалтику . По поводу определения данных этапов можно согласиться не во всем, но в целом временные рамки соответствуют произошедшим событиям.

Во второй половине XVI в. военная экспансия Русского царства, называемого за рубежом «Московией» , осуществлялась по нескольким направлениям. На Западе попытки расширения территории за счет присоединения Ливонии привели к военному

В. В. ШИШКОВ

столкновению с Речью Посполитой и Швецией. Во-вторых, экспансия в восточном направлении, которая была успешной - были покорены Казанское и Астраханское ханства, повержено Сибирское ханство, что открывало возможность к дальнейшей колонизации. В-третьих, наметилось стремление России к продвижению на южном направлении. Тем самым сформировались основные стратегические направления имперской территориальной экспансии.

Русское царство образовало империю сравнительно быстро (примерно с 1450 г. по 1 550 г.), причем протоимперия (Московское княжество) не обладала качественными экономическими и социальными преимуществами по сравнению с соседями, ставшими периферией. Достижение империи было возможно через мобилизацию податного и служилого населения, напряжение ресурсов и подавление сопротивления общества.

В XVII в. после Смуты восстанавливалась организация патриархальной империи, воплощающаяся в возрастающем авторитете царской власти. Восстанавливалась военная мощь России . Имперская система возобновила территориальную экспансию и колонизацию на привычных направлениях. В результате длительной войны с Речью Посполитой (1654-1664 гг.) Россия вернула себе земли, потерянные во время смуты и подчинила Левобережную Малороссию. На востоке первопроходцы достигли побережья Охотского моря, произошли военные столкновения с Империей Цин, в результате которых был заключен Нерчинский договор (1689 г.). На южном направлении Россия столкнулась с Османской империей. В этих условиях нарастало осознание необходимости преобразований, повысивших эффективность имперской системы.

При Петре I величие империи продолжало оставаться главной целью, а общество -лишь средством для ее осуществления. В этой системе координат государство - самая зна-

чимая, доминантная ценность, властитель воплощает в своей персоне Власть и идею общественного блага. Подданный, стоящий на более низких ступенях социальной лестницы, особой ценности для власти не представляет . Заплатив за петровскую модернизацию немалую цену в человеческих жизнях, Россия, 90% населения которой составляли крестьяне, осталась в целом традиционным обществом с осовремененными чиновничьим аппаратом и армией.

Только во второй половине XVIII в., при Екатерине II, имперскому правительству удалось сгладить противоречия хотя бы с дворянством, дарованием ему «вольности и свободы» (1762, 1785 гг.). Восстановление спокойствия и взаимного согласия между самодержавной монархией и дворянством упрочило абсолютную власть монарха и привело к международным успехам . Начинает проводиться успешная экспансионистская имперская политика.

В конце XVIII - начале XIX вв. Российская империя с населением в 36 млн человек выступила в качестве единственной силы на европейском континенте, способной успешно противостоять Наполеоновской Франции. В 1815 году Венский конгресс закрепил влияние Российской империи в Европе. Империя находилась на подъеме, расширение ее территории представляло непрерывный процесс.

Начиная с середины XIX в. продвижение территориальной экспансии России стало сталкиваться с нарастающим сопротивлением ведущих европейских держав, формирующих собственные колониальные империи. Сдерживание России сохраняло ее континентальный и периферийный характер по отношению к модернизированной европейской цивилизации. Крымская война (1853-1856 гг.) показала отсталость Российской империи. Русско-турецкая война (1876-1877 гг.) и ее политические результаты демонстрировали падение влияния России среди европейских держав. Русско-японская война (1904-1905 гг.) указала на пределы экспансии. Имперская система теперь могла себя сохранить лишь через самоосвоение, внедрение передовых социальных практик, переход к модернизации. В полной мере сделать это не удалось.

Территориальная экспансия выступает формой существования империй, в отношении Российской империи этот тезис более чем справедлив. Российская империя знала две формы экспансии, территориального расширения - колонизацию и завоевание, осущест-

вляемое с использованием военной силы. Две формы экспансии тесно переплетались между собой в зависимости от региона, предваряя одна другую.

В XVIII - XIX вв. расширение пределов империи и сферы ее политического влияния осуществляется все больше с использованием военной силы. Милитаризация общественной жизни ложилась тяжелым бременем на аграрную малопроизводительную экономику России.

Военная мощь, способная обеспечить продвижение территориальной экспансии, сохранение в составе империи уже подвластных территорий и народов, выступала в качестве одного из основополагающего фактора, гарантирующего стабильность политической системы. Это обстоятельство естественным образом обусловило привилегированный статус военных в социальной структуре России.

Как видно из истории Российской империи, военные усилия по расширению ее территории на протяжении ряда веков имели постоянный характер. Особенно это заметно для западного и южного направлений российской имперской стратегии. Военная мощь превращала Россию в евразийскую державу. X. Дж. Макиндер писал, что «Россия заменяет Монгольскую империю. Ее давление на Финляндию, Скандинавию, Польшу, Турцию, Персию, Индию и Китай заменило собой исходившие из одного центра набеги степняков. В этом мире она занимает центральное стратегическое положение...» .

Особенно заметно преобладание военных инструментов приращение территории империи после Петра I. В силу этого империя приобретала все более милитаризированный характер и использовала свою военную мощь для подчинения все новых народов. Военные достижения выступали убедительным подтверждением имперской эффективности и служили веским аргументом в пользу складывающегося содружества народов. Недостаток внутренних импульсов к интеграции, обусловленный низким уровнем товарно-денежных отношений и неразвитостью капитала, компенсировался милитаризацией социума за счет плотного приобщения к обслуживанию военных нужд империи и перенесения на гражданскую жизнь норм и правил военной организации.

Как и большинство империй, Россия, используя свою военную мощь, приобретала лишь то, на что другие государства не претендовали, или то, что они не могли захватить . Противостояние с западными

колониальными империями остановило продвижение империи на Западе и Юге, что она компенсировала новыми приобретениями на восточном направлении своей экспансии. Тем не менее, как отмечает Г Киссинджер, «„на определенном этапе экспансионизм более не умножал мощь России, но способствовал ее упадку.. В 1849 году Россия в самом широком плане считалась сильнейшей страной Европы. В промежутке между 1848 и 1914 годами Россия была вовлечена в полдюжину войн (колониальные не в счет). Таким не могла похвастаться ни одна великая держава. В каждом из этих конфликтов, за исключением интервенции в Венгрию в 1849 году, финансово-политические потери России намного превышали ожидаемые выгоды. Хотя каждый из этих конфликтов собирал свою дань, Россия продолжала отождествлять свой статус великой державы с территориальной экспансией» .

Участие в конце XIX - начале ХХ вв. в политическом соперничестве с ведущими европейскими державами, сформировавшими свои колониальные империи вокруг имперского ядра - национального государства, завершающими свою социальную модернизацию, являющимися индустриальными державами (сначала Великобританией, а затем Германией) понуждало Россию поддерживать свою вооруженную силу на должном уровне.

Аграрной экономике России становилось все тяжелее содержание самой большой по численности армии мирного времени и флота, должных соответствовать стандартам вооруженных сил индустриальных держав. Реализация военных программ потребовала 8,4 млрд рублей золотом (за 1898-1913 гг.). На флот и армию царская Россия потратила за это время более 22% всех своих расходов. Чтобы выжать из бюджета 8,4 млрд руб. золотом на Военное и Морское министерства, царское правительство закручивало налоговый пресс, вводя новые косвенные налоги и увеличивая старые. Оно сокращало до предела расходы на просвещение, науку и социальные нужды .

Реализация экспансии путем завоеваний требовала постоянного напряжения сил империи. В условиях соперничества с европейскими колониальными империями, опиравшимися на индустриальную экономику, поддержание на должном уровне военного могущества стало непосильной ношей для империи.

Социально-экономическая колонизация была вторым путем территориального приращения Российской империи.

Идеальная модель колонизации представляет процесс освоения новых территорий, когда вслед за их географическим исследованием и описанием возникают сначала редкие поселения, прокладываются дороги, образуются основные торговые пути, формируется система управления и, наконец, эти территории включаются как равноправное звено, элемент в территориальную структуру региона или страны . По мере формирования институтов центральной власти, развития ее инструментов колонизация и завоевания все более переплетались, становясь упорядоченным и направляемым из Центра процессом экспансии, ведущим к образованию континентальной имперской системы. Например, Сибирь виделась уже не просто земельным запасом или стратегическим тылом, благодаря которому Россия, бесконечно продолжаясь на восток, становится несокрушимой для любого врага с запада . В проектах С. Ю. Витте, П. А. Столыпина и других политических и хозяйственных деятелей империи Сибирь, и шире вся территория за Уралом, определяется как пространство, необходимое для национального, геополитического и экономического переустройства империи, обретения ею новой опоры в многочисленных русских переселенцах на эти колонизируемые пространства.

При колонизации осуществлялась интеграция периферийных регионов в состав Российской империи, формирование внешних и внутренних границ, создание локальных центров имперского влияния. Со второй половины XIX века движение русского населения на имперские окраины (как стихийное, так и регулируемое государством) и в правительстве, и в обществе начинает восприниматься как целенаправленное политическое конструирование империи.

Колонизация осуществлялась различными способами, с разными целями и задачами. В одних случаях главной задачей было земледельческое освоение территории, в других (прежде всего Кавказ) - решение внутренних военных задач, в третьих главным мотивом была логика геополитического соперничества, а в Западном крае целью было частичное изменение этнического баланса населения для достижения русификаторского эффекта .

Российская империя активно и постоянно вела экспансию и в форме завоевания, и в форме колонизации. В результате имперского экспансионизма складывалась конгломератная империя, обладающая

специфическими чертами, во-первых, географическими - ни одна другая империя не складывалась в более суровых и экономически неблагоприятных условиях. Во-вторых, цивилизационными - империя придала политическую форму православной цивилизации, продолжательницы политических, культурных, религиозных традиций Византии, Киевской Руси, Золотой Орды, что и обеспечило ее доминирование на территории Евразии. В-третьих, геополитическими - Российская империя распространилась на значительную часть евразийского континента, Хартленда, соприкасаясь, взаимодействуя с политическими организациями других цивилизаций и нередко успешно противостоя им.

Территориальная экспансия и колонизация Российской империи привела к тому, что с 1646 по 1914 г. ее территория увеличилась с 14,1 до 21,8 млн км2, или в 1,55 раза, а население - с 7 до 178 млн человек, в 25,4 раза. Россия стала второй, после Британской, по размерам территории империей. Анализ, проведенный Мироновым Б. Н., показывает, что основным источником роста населения во второй половине XVII - начале XX в. были присоединения, завоевания и естественный прирост нерусского населения. Россия превратилась в многонациональную империю, в которой «титульная» нация оказалась в меньшинстве, к 1917 г. - 44,6% населения страны .

Рассмотрим организацию отношений между центром и периферией Российской империи. Формально Россия была унитарным государством, но на протяжении своего существования и по мере продвижения территориальной экспансии включала в себя все новые территории, для которых было необходимо находить своеобразные формы имперской интеграции через предоставление различных форм автономии. Приобретенные территории становились имперскими перифериями в политическом, экономическом, и культурном аспектах, их взаимоотношения с центром имели определенную специфику.

Территории, включенные в состав империи путем завоевания, интегрировались в империю, становясь ее перифериями, следующими путями.

1. Губернии с особым статусом сохраняли автономию с учетом этнического состава или особенностями статуса до присоединения к империи. В результате Ништадтского мира 1721 года балтийские провинции Швеции Эстляндия и Лифляндия были присоединены к России. При этом сохранялись привилегии

населения этих территорий и самостоятельность в решении многих вопросов их жизни, то же можно сказать о Бессарабии .

2. Личная уния, согласно которой российский император выступал в качестве суверена для данных политических образований и сохранял тем самым их государственность, предоставляя им самостоятельность в некоторых вопросах конституционного устройства, языка, образования и др. На такой основе присоединены Казанское царство (1552- 1708 гг.), Царство Польское (1815-1831 гг.) и Великое княжество Финляндское.

3. Протекторат предусматривал, что империя приобретала верховный суверенитет над политическим образованием, во внешних делах и военных вопросах, при сохранении его автономии во внутренних делах и собственной династии правителей (Бухарское ханство, затем эмират (с 1868 г.), Хивинское ханство (с 1873 г.), империю представляли Российское политическое агентство в Бухарском эмирате, аппарат начальника Амударьинского отдела по связям России с Хивинским ханством ).

4. Наместничество, особый военно-административный режим с наделением наместника, подчиненного напрямую императору всей полнотой власти. Кавказ, покоренный и присоединенный к империи в середине XIX в., управлялся таким образом. Сходный режим управления имел Туркестанский край, объединяющий покоренные земли Средней Азии .

Территории, вошедшие в состав империи по договору, наделялись различными формами автономии.

1. С признанием значительной политической и финансовой самостоятельности, сохранением выборного главы, самобытного административно-территориального деления, самоуправления и суда (было единожды в отношении Малороссии 1667-1764 гг.).

2. Предоставлением союзной территории самостоятельности в вопросах местного самоуправления и наделением населения правами военного сословия и соответствующими привилегиями в обмен на выполнение военных, а позднее, и полицейских функций (области казачьих войск) .

3. С признанием и утверждением действующего правителя и его династии, как правило, с назначением представителя имперской власти и последующим включением в империю на общих основаниях (Казахское ханство, Картли-Кахетинское царство, закавказские княжества, Урянхайский край (Тува).

4. Различными формами признания политической зависимости от империи, носящими феодальный характер, с последующим присоединением (русские удельные княжества, Большая Ногайская Орда, Сибирское ханство, Калмыцкое ханство).

Территории, приобретенные путем колонизации, можно разделить на две категории.

1. Земли, практически не занятые местным населением после хозяйственной колонизации, включаемые в административную систему империи.

2. Земли, населенные кочевыми, оседлыми и бродячими «инородцами» с их покорением и предоставлением культурной автономии (главным образом, народы Сибири).

Таким образом, в политическом отношении Российская империя складывалась в качестве конгломерата периферий, обладающих разной степенью автономии. По мере утверж-

дения имперской власти на включенных в состав империи территориях упразднялись особенности их статуса. По мере совершенствования и модернизации имперских институтов центрального управления упразднялась политическая автономия конгломератов, составляющих периферию. В начале XX в. политическая автономия сохранялась только за Финляндией. Бухара и Хива контролировались агентами Российской империи, также ее представители были направлены в присоединенную Туву. Местные особенности самоуправления сохранялись в Прибалтике. Империя, предоставляя автономию полученным в результате экспансии территориям, не приобретала характера союзного государства, объединяющего территории обладающие политической самостоятельностью. Наоборот, империя стремилась сохранить свой унитарный характер политико-территориального устройства.

1. Андерсон П. Родословная абсолютистского государства [Текст] / П. Андерсон. - М. : Территория будущего, 2010. - 511 с.

2. Гавров С. Н. Модернизация во имя империи. Социокультурные аспекты модернизационных процессов в России [Текст] / С. Н. Гавров. - M. : Едиториал УРСС, 2004. - 352 с.

3. Империя пространства: хрестоматия по геополитике и геокультуре России [Текст] / сост. Д. Н. Замятин, А. Н. Замятин. - М. : РОССПЭН, 2003. - 720 с.

4. Зелинский В. Е. Вхождение Области войска донского и казачества в государственно-правовое пространство России [Текст] / В. Е. Зелинский: автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. - Краснодар, 2009. -27 с.

5. Каппелер А. Россия - многонациональная империя: Возникновение. История. Распад. - М., 2000. -С. 80-81.

6. Каппелер А. Формирование Российской империи в XV-начале XVIII века: наследство Руси, Византии и Орды [Текст] / А. Каппелер // Российская империя в сравнительной перспективе: сборник статей / под ред. А. И. Миллера. - М. : Новое издательство, 2004. - 384 с.

7. Киссинджер Г. Дипломатия. - М. : «Ладомир», 1997. - 848 с.

8. Классика геополитики, XX век: Сб. [Текст] / Сост. К. Королев. - М. : ООО «Издательство ACT», 2003. -731 с.

9. Лобин А. Н. К вопросу о численности вооруженных сил Российского государства в XVI в. [Текст] / А. Н. Лобин // Петербургские славянские и балканские исследования. Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. - 2009. - № 1-2 (5/6). - С. 45-78.

10. Миллер А. Русификации: классифицировать и понять. // АЬ Imperio. - 2002. - № 2. - С. 133-148.

11. Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII - начало ХХ в.): в 2 т. - 2 изд., исп. - СПб. : «Дмитрий Буланин», 2000. - 548+568 с.

12. Ремнев А. В. Имперское управление азиатскими регионами России в XIX - начале XX вв. : некоторые итоги и перспективы изучения // Пути познания истории России: новые подходы и интерпретации. -М. : Изд-во Московского общественного научного фонда, 2001. - С. 97-125.

13. Ремнев, А. В. Россия и Сибирь в меняющемся пространстве империи, XIX - начало XX века [Текст] / А. В. Ремнев // Российская империя в сравнительной перспективе: сборник статей / под ред. А. И. Миллера. - М. : Новое издательство, 2004. - С. 286-320.

14. Тухтаметов Ф. Т. Правовое положение Туркестана в Российской империи: Вторая половина XIX века: Историко-правовое исследование [Текст] / Ф. Т. Тухтаметов: автореф. дис. ... доктора юрид. наук. - М., 2003. - 34 с.

15. Шацилло К. Ф. Последние военные программы Российской империи // Вопросы истории. - 1991. -№ 7-8. - С. 224-233.

16. Шмидт С. В некотором царстве, некотором государстве.: Как правильно называть Российскую державу в XVI веке [Текст] С. Шмидт // Родина. - 2004. - № 12. - С. 35-40.

17. Mellor R. E. H. The Soviet Union and its Geographical Problems. - London: Macmillan, 1982. - 207 p.

В революционной, освободительной войне против Великобритании (1776 - 1783 гг.) английские колонии в Северной Америке завоевали свою независимость и образовали новое самостоятельное государство - Соединенные Штаты Америка. Бесспорно, что война колоний за независимость носила справедливый, прогрессивный характер. Но уже в начале XIX в. созданная в результате успешного исхода этой воины молодая буржуазная республика сама становится на путь захвата и колонизации окружающих ее территорий.

В проведении политики территориальной экспансии, в создании собственной колониальной системы были заинтересованы господствующие классы США: плантаторы, рабовладельцы, земельные спекулянты, купцы и промышленники. Как пишет У. Фостер: «Об экспансионистских замыслах правящих классов Соединенных Штатов свидетельствует многозначительное название, присвоенное новой республике Конституционным конвентом: Соединенные Штаты Америки. Никакая другая страна Западного полушария никогда не пыталась присвоить исключительно себе общее имя Америки» . Политику расширения земельного фонда США поддерживали также крупные фермеры, часть скваттеров - переселенцев и мелкой городской буржуазии.

Безудержная экспансия США на Запад развернулась в первые же десятилетия XIX в. Агрессия против соседних пародов явилась одним из важнейших источников обогащения американских капиталистов и плантаторов.

Стремясь оправдать свои захватнические действия, правящие круги США изобрели и настойчиво распространяли лживую версию о том, что они будто бы занимали соседние территории и вмешивались в дела латиноамериканских стран только в интересах «обороны» США и Западного полушария, что, пометав европейским державам подавить движение за независимость бывших испанских колоний в Америка» они якобы являлись лучшими друзьями латиноамериканцев.

Многие современные американские буржуазные историки, защищающие интересы агрессивных империалистических кругов США, не только услужливо повторяют эти старые измышления, но и пытаются подкрепить новыми «рассуждениями» и «данными» выдумку о якобы особой «освободительной» роли США в Западном полушарии. Современные идеологи и апологеты американского империализма фальсифицируют исторические документы и факты таким образом, чтобы изобразить США поборниками мира и справедливости в прошлом и прикрыть тем самым их нынешнюю политику, направленную на завоевание мирового господства.

Так один из виднейших в США специалистов по истории Латинской Америки А. Уитекер в своей книге «США и независимость Латинской Америки», полностью игнорируя исторические факты, заявляет: «США - ведущий борец за свободу - взяли на себя задачу защиты Латинской Америки от европейской агрессии и установления торговых и культурных, а также политических связей с новыми государствами» .

Другой крупнейший американский буржуазный историк - Д. Перкинс утверждает в своей работе о доктрине Монро: «В основе американской политики лежат политические симпатии (к народам Латинской Америки.- С. Г.), а не собственные экономические интересы… Эти симпатии проявляются с самого начала борьбы южноамериканцев» .

Трубадур американского империализма С. Бэмис, автор неоднократно переиздававшейся книги «Дипломатическая история Соединенных Штатов», открыто берет под свою защиту территориальные захваты США в XIX в., утверждая, что они были необходимы для безопасности и дальнейшего развития молодой американской республики . Объявляя захват Луизианы «исторической необходимостью», он следующим образом «обосновывает» в другой своей книге, «Латиноамериканская политика Соединенных Штатов», захват Флорид: «Луизиана не была в безопасности до тех пор, пока Флориды находились вне владений Соединенных Штатов» .

Подобные же утверждения об «оборонительной» и «освободительной» политике США в Западном полушарии содержатся во многих других книгах, написанных по истории США конца XVIII - начала XIX в., в бесчисленных заявлениях американских президентов, министров, дипломатов и т. д. Все эти фальсификации преследуют одну цель - подчинить интересам нынешней политики правящих кругов США историю прошлых событий. Поэтому особенно важно разобраться в первых дипломатических акциях американского правительства и восстановить подлинную картину территориальных приобретений США в этот период.

В конце XVIII и начале XIX в. главные колониальные державы - Англия, Франция и Испания — были вовлечены в непрерывные войны, истощавшие их экономические и людские ресурсы. Практически эти европейские государства не могли уделить большого внимания Новому Свету. Американские рабовладельцы и буржуазия воспользовались подобной благоприятной ситуацией и повели борьбу за захват территорий, принадлежавших упомянутым державам и индейским племенам. Стремление к территориальной экспансии, сопровождавшейся грабительскими войнами и хищническим истреблением туземного населения, легло в основу внешней политики США уже с конца XVIII в.

Первоочередным объектом экспансии США стали испанские колонии в Америке. Один из руководителей внешней политики США Томас Джефферсон еще в 1786 г., будучи представителем США во Франции, в письме к своему другу Стюарту, плантатору из штата Виргиния, так определял задачи правящих кругов страны: «Наша конфедерация должна рассматриваться как гнездо, из которого вся Америка, Северная и Южная, должна быть заселена. Мы должны, в интересах всего великого континента, держать его сами, вырвав у испанцев. Эти страны не могут находиться в лучших руках, чем наши. Я боюсь, что испанцы слишком слабы, чтобы удержать их до тех пор, пока подоспеет время нашего заселения, когда мы поглотим их (американские страны,- С. Г.) одну за другой» . Таким образом, даже республиканец Джефферсон, с именем которого связано проведение ряда демократических, прогрессивных мероприятий внутри страны, выступал в области внешней политики за захват чужих территорий.

Исходя из расчетов, что испанские колонии так или иначе добьются своей независимости и сделают это до того, как США успеют должным образов подготовиться к установлению своего господства над Латинской Америкой, правительство США, не будучи еще в силах вступить в открытую борьбу за колонии, начало двойную игру с Испанией, заверяя ее в своих дружеских и мирных чувствах и готовясь в то же время к захвату в благоприятный момент принадлежавших ей территорий в Северной Америке.

27 октября 1795 г. в г. Сан-Лоренцо США заключили с Испанией договор о дружбе, границах, торговле и мореплавании, по которому обязались строго соблюдать установленные границы, проходившие в основном по р. Миссисипи. В то же время США получили право навигации по всей Миссисипи и беспошлинной торговли в Новом Орлеане. Договор предусматривал мирное урегулирование всевозможных споров между Испанией и США .

Американский буржуазный историк Чэдвик признавал, что «этот договор предоставлял США все, что они могли просить, и больше, чем можно было надеяться» . По мнению А. Уитекера, «договор в Сан-Лоренцо знаменует начало распада испанской монархии, а также первый этап территориальной экспансии Соединенных Штатов» .

После обмена ратификационными грамотами 23 апреля 1796 г. договор вступил в силу. Однако уже в октябре 1800 г. США нарушили его. Группа американских агентов проникла на территорию Лос-Брасос (Мексика) с целью ее захвата. Эта попытка, однако, закончилась провалом, так как местные власти быстро расправились с авантюристами.

О подлинном отношении США к Испании в этот период можно судить и по некоторым заявлениям американского правительства. Так, в июле 1801 г., вскоре после своего вступления на пост президента, Джефферсон писал Клейборну, губернатору территории Миссисипи: «Что касается Испании, то наше к ней расположение искренне дружественное и даже нежное. Мы рассматриваем ее господство на прилегающих к нам территориях как наиболее благоприятное для наших интересов, и мы с глубокой болью отнесемся к переходу ее владений ко всякой другой стране» . А в ноябре того же года в письме к видному государственному деятелю США Монро Джефферсон высказался уже следующим образом: «Хотя наши нынешние интересы могут сдержать нас в пределах наших границ, невозможно не смотреть вперед, в далекое будущее, когда наше быстрое расширение выйдет за эти границы и охватит весь северный, а может быть, и южный континент» .

Приведенные высказывания главы американского правительства, сделанные им одно за другая, свидетельствуют о том, что США, во-первых, не желали допустить перехода испанских колоний в Америке к какой- либо другой европейской державе, а, во-вторых, готовились сами захватить часть территории этих колоний.

В 1802 г. американское правительство послало в страны Латинской Америки одного из своих специалистов по «испанским делам», капитана Уильяма Шелера, для выяснения обстановки и создания там проамериканских групп. Деятельность Шелера, прикрывавшегося маской борца за независимость Латинской Америки, носила явно провокационный характер — он вмешивался во внутренние дела испанских колоний и вскоре был выслан из Чили. Вслед за Шелером в Латинскую Америку стали систематически засылаться неофициальные представители США.

В это же время Джеймс Монро отправился в Европу со специальным заданием договориться о покупке испанских территорий. Конкретно речь шла о приобретении Луизианы.

Луизиана - огромная и богатейшая территория, протянувшаяся более чем на полторы тысячи километров с севера на юг,- переходила в прошлом несколько раз от Франции к Испании и обратно. С 1762 г. она была в руках Испании, но в конце XVIII в. в ней, как и в самой Испании, усилилось влияние Наполеона, который мечтал, используя Луизиану и опираясь па Гаити, создать французскую империю в Америке.

Наполеон убеждал испанский двор, что, лишь передав Луизиану «дружественной» Франции, Испания сможет якобы спасти эту свою колонию от посягательств со стороны США и Англии. 3 августа 1800 г. французский посол в Мадриде Алкие вручил министру иностранных дел Испании Уркихо ноту, в которой говорилось: «Рост могущества и населения Америки и постоянно поддерживаемые ею связи с Англией могут и должны привести когда-нибудь эти два государства к совместному завоеванию испанских колоний… Поэтому испанский двор поступит мудро и вместе с тем совершит великий шаг, если он призовет французов защищать его колонии, уступив им Луизиану, вернув им этот форпост своих богатейших владений в Новом Свете» .

В конце 1800 г. Наполеон добился через послушного ему правителя Испании, фаворита испанской королевы Годоя, согласия испанского двора на передачу Луизианы Франции. Известие об этом вызвало сильное беспокойство и недовольство в США, потому что им было легче захватить Луизиану у слабой Испании, чем у победоносной в то время Франции. 18 апреля 1802 г. Джефферсон с тревогой писал своему посланнику в Париже Ливингстону: «Уступка Испанией Луизианы и Флорид Франции сильно отразится па Соединенных Штатах. Она совершенно меняет все политические связи Соединенных Штатов а составит новую эпоху в нашем политическом курсе… На земном шаре есть одно место, владелец которого является нашим естественным врагом. Это Нью-Орлеан, через который продукция ⅜ нашей территории должна выходить на рынок» .

Стремясь воспрепятствовать осуществлению франко-испанского соглашения о Луизиане, правительство США стало усиленно заигрывать с Наполеоном и подкупать его министров, но это не принесло желаемого результата.

В июле 1802 г. Наполеон дал указание своему новому послу в Мадриде Сиру ускорить оформление официального акта о передаче Луизианы Франции. 22 июля 1802 г. Сир вручил испанскому правительству ноту, в которой, в частности, было сказано: «По всему видно, что его католическое величество желает, чтобы Франция не продала или не уступила каким-нибудь образом Луизиану. В этом смысле желание Франции полностью совпадает с намерениями испанского правительства… Я уполномочен от имени первого консула заявить Вам, что Франция никогда никому не передаст эту территорию» .

Хорошо, однако, известно, чего стоили подобные заверения Наполеона и его дипломатов. Потеряв в результате мощного восстания на Гаити этот остров и ввязавшись в европейские войны, Наполеон уже в 1803 г. отказался от своих прежних грандиозных замыслов в Америке и думал лишь о том, чтобы получить что-нибудь в обмен за Луизиану, которая, однако, фактически оставалась еще в руках Испании. Поэтому, когда теперь США обратились к нему с просьбой продать данную территорию, Наполеон, нуждаясь в деньгах, с готовностью согласился на это.

Ускорить сделку с Наполеоном относительно Луизианы должен был Монро, специально для этого направившийся в Париж. Ему было поручено также попытаться получить согласие Франции и на другие территориальные приобретения США в Северной Америке. «Г-н Монро,- сообщал государственный секретарь США Мэдисон Ливингстону 18 января 1803 г..- везет с собой инструкции, по которым вы вместе будете вести переговоры. Цель переговоров будет состоять в том, чтобы добиться уступки Соединенным Штатам Нью-Орлеана и Флорид… для того, чтобы вовлечь французское правительство в это соглашение, определенная сумма денег явится составной частью наших предложений. К ней будет добавлено такое урегулирование торговли по р. Миссисипи и другим рекам, впадающим в Мексиканский залив, которое будет удовлетворительно для Франции» .

30 апреля 1803 г., после непродолжительного торга между Монро и Ливингстоном. с одной стороны, и французскими министрами - иностранных дел Талейраном и финансов Марбуа,- с другой, в Париже был подписан договор, по которому Франция продала Луизиану США. Сделано это было втайне от Испании.

Лишь 19 дней спустя испанский посланник в Париже Асара узнал о совершившейся сделке и сообщил своему министру иностранных дел о том, что договор о продаже Луизианы уже отправлен в Америку для ратификации. Испанский двор послал Наполеону несколько резких нот с протестами против его сделки с США. Подобные же ноты с указанием на то, что Франция не имела права продавать Луизиану, были направлены из Мадрида и в США. Но как-либо реально воспрепятствовать осуществлению американо-французского договора Испания в то время не могла.

США спешили вступить во владение Луизианой. Посланник Испании в США Каса Ирухо доносил 5 ноября 1803 г. своему министру иностранных дел: «Говоря мне о желании сохранить мир и добрые отношения с Испанией, он (государственный секретарь США Мэдисон.- С. Г.) со всей ясностью дал в то же время понять, что если губернатор Луизианы не передаст эту провинцию… то у них нет времени вступать в переговоры по ту сторону Атлантики [с Испанией]. Он дал мне понять, что принудительные меры ограничатся вступлением [США] во владение своими правами (т. е. Луизианой,-С. Г.). Я, однако, повторяю и уверяю Вас в том, что если дело дойдет до такой крайности, то они также нападут и на Флориды (подчеркнуто мной. - С. Г.) и попытаются удержать их в качества компенсации за ущерб, который мы им будто бы причинили, помешав их вступлению во владение провинцией, которая, по их словам, принадлежит им. Он [Мэдисон] тут же сказал мне, что Франция, узнав о недовольстве Испании, предложила им [США] гарантии» .

Из донесения Каса Ирухо вытекают два неоспоримых факта: во-первых, уже в 1803 г. США были готовы up и удобном случае попытаться захватить Флориды и, во-вторых, для своих экспансионистских целей они нарушились в тот период французской поддержкой.

После двойного нажима - со стороны США и Франции - Испания отступила, и 30 ноября 1803 г. началась передача Луизианы французскому комиссару. Испанские представители обратились при этом к французскому уполномоченному Лоссэ с просьбой установить твердую границу между сохранившимися во владении Испании территориями и США.

Однако Лоссэ, по указанию своего правительства, отказался заниматься демаркацией границ. Несомненно, что это было сделано как по желанию самого Наполеона, так и по просьбе США, стремившихся оставить за собой возможность в будущем давать различные толкования намеченным границам.

К востоку от Миссисипи Франция передала США остров и территорию Орлеана. У Испании осталось все, что находилось на востоке от линии, которая начиналась в пункте Маншак, шла по течению р. Ибервиле, проходила через озера Понтчактрин и Маурепас и исчезала в море. На испанской территории находились города Батон Руж, Билокси и Мобила. На Западе США была передала территория до Натчиточиса на р. Колорадо, причем под властью Испании остался пункт Насогдочес. Что касалось Северо-Востока, то там формально передача не было проведена, так как это была огромная безлюдная территория.

Интересно заметить, что договор о продаже Луизианы США был подписан 30 апреля 1803 г. А агент Наполеона Лоссэ «вступил» во владение Луизианой только 30 ноября 1803 г. (когда испанский губернатор Луизианы граф Каса Кальво передал колонию Франции), т. е. спустя семь месяцев после того, как Наполеон продал Луизиану США! Бывшая испанская колония принадлежала Франция всего 17 дней; 17 декабря 1803 г. представитель США Уильям Клейборн уже вступил во владение Луизианой.

Как пишет У. Фостер: «Когда в 1803 г. уполномоченные Соединенных Штатов вступили в переговоры с Наполеоном по поводу Луизианы, он, к их немалому удивлению, сразу согласился продать ее примерно за 15 миллионов долларов. Наполеон прекрасно понимал, что, будучи связан в Европе, он не сумеет оградить Луизиану от американских поселенцев, которые со свойственной им агрессивностью уже устремились через ее границы и селились на богатой, плодородной земле. Наполеону оставалось либо продать Луизиану, либо потерять ее. Он выбрал меньшее из двух зол и продал ее… Вся эта операция больше походила на грабеж, чем на покупку» Так США «купили» у Франции фактически не принадлежавшую ей территорию, размеры которой равнялись приблизительно миллиону квадратных миль и составляли почти 1/3 всей тогдашней площади США. Американский буржуазный историк Э. Ченнинг в свое время откровенно писал: «Совершенно ясно, что Наполеон не имел права продавать Луизиану ни законным, ни каким-либо другим образом… Наполеон продал нам Луизиану, и мы стали обладателями Луизианы просто и только потому, что Наполеон держал за горло испанскую монархию… Взяв Луизиану, мы стали соучастниками действий величайшего разбойника современной истории» .

Наполеон так легко продал испанскую Луизиану еще и потому, что США гарантировали за это свой благожелательный нейтралитет в отношении Франции. Таким образом, США, воспользовавшись противоречиями и борьбой между европейскими державами, приобрели Луизиану фактически за бесценок, пообещав придерживаться в будущем благожелательного нейтралитета в отношении наполеоновской Франции.

Любопытно, что конституция США не предусматривала приобретения новой территории путем покупки Президент Джефферсон вышел из сложного положения очень просто: он «забыл» о существовании конституции Более того, в связи с обсуждением в конгрессе вопроса о Луизиане Джефферсон писал государственному секретарю США и своим друзьям: «Чем меньше мы будем говорить о конституционных затруднениях по поводу [приобретения] Луизианы, тем лучше, а то, что надо сделать для преодоления этих затруднений, должно быть сделано втихомолку» .

Современные американские буржуазные историки пытаются обосновать захват Луизианы внешнеполитическими обстоятельствами. Так, С. Бэмис утверждает, что якобы угроза перехода Луизианы в руки Великобритании заставила США «приобрести» эту территорию. «Если бы Луизиана, не говоря уже о Флоридах,- пишет оп,- перешла к Великобритании, это означало бы полное окружение нашей страны, от реки св. Лаврентия до устья Миссисипи, этим государством, что привело бы к ликвидации [нашей] экспансии в будущем» .

Конечно, переход Луизианы в руки Великобритании был бы опасен и нежелателен для США: Великобритания укрепила бы свои позиции в Латинской Америке и могла попытаться восстановить свое господство над США. Однако все дело в том, что в рассматриваемый период у Великобритании не было возможности захватить силой или купить Луизиану.

В период приобретения Луизианы правительство США сделало все, чтобы нейтрализовать Великобританию. Как сообщал еще 7 марта 1801 г. в Англию британский поверенный в делах в США Торонтон. Джефферсон сказал ему следующее: «Больше всего я желаю успешно урегулировать все разногласия между нами и развивать самую сердечную гармонию и доброе взаимопонимание» . 3 января 1803 г. Торонтон доносил министру иностранных дел Великобритании: «Я надеюсь, милорд, что, приняв некоторое участие в передаче Соединенным Штатам острова Нью-Орлеан, который нельзя будет защитить от них, если они решат применить силу, правительство его величества сможет в будущем еще больше привязать эту страну к нам и получить все возможные выгоды от связей с этой важной частью света» .

Итак, Великобритания не только не собиралась сама захватывать Луизиану, но и предвидя экспансионистские устремления США, стремилась использовать их в своих целях. Англо-американские отношения обострились лишь после того, как США купили Луизиану. В Великобритании поняли, что произошло франко-американское сближение, направленное против ее интересов. Приехавший в Лондон 18 июля 1803 г. в качестве посланника Д. Монро убедился, что его пребывание здесь бесцельно, ибо почвы для соглашения между США и Англией в тот момент не было, и уехал в Париж, а затем в Мадрид. С 8 октября 1804 г. по 23 июля 1805 г. представительство США в Лондоне возглавлял секретарь миссии Энвинг.

Таким образом, положение и политика Франции, Великобритании и Испании в общем благоприятствовали развертыванию в начале XIX в. наступлению США на прилегающие к ним с Запада и Юга территории. Правящий круги США поспешили извлечь для себя выгоду из противоречий между европейскими державами. Об этом с полной откровенностью писал американский буржуазный историк Дж, Фостер: «Он (Джефферсон. С. Г.) обнаружил, что состояние европейской политики представляло редкую возможность для американской экспансии, и он не колеблясь воспользовался этой возможностью» .

Стремление господствующих классов США - плантаторов-рабовладельцев и капиталистов к территориальным захватам, ярко проявившееся в покупке Луизианы, имело исключительное значение для всей дальнейшей истории страны. Как откровенно писал в связи со столетием «присоединения» Луизианы Дж. Фостер: «Оно сделало приобретение Флориды необходимостью. Оно привело к аннексии Техаса, к мексиканской воине, к погоне за новыми рабовладельческими территориями для сохранения баланса силы, к Гражданской войне и к запрещению рабства. Оно привела к нашим тихоокеанским приобретениям, к строительству трансконтинентальных железных дорог, к требованию иметь канал через перешеек, к покупке Аляски, к аннексии Гавайских островов. Оно открыло нам великие торговые возможности за пределами Тихого океана в Японии, Китае и на островах. Оно утвердило нашу судьбу в качестве великой мировой державы, результаты чего мы начинаем ощущать сегодня» .

«Покупка» Луизианы вызвала длительные дебаты в конгрессе США. Если отбросить демагогическую оболочку многочисленных речей, то можно убедиться, что все выступавшие в конгрессе сходились на том, что правительство США имеет право покупать или захватывать чужую территорию. Разногласия же в основном сводились к вопросу: кто должен управлять приобретенной территорией - центральное правительство или отдельные штаты . Таким образом, дебаты в конгрессе США ясно показали, что когда дело шло о приобретении чужой территории, то как республиканцы, так и федералисты, как члены правительства, так и «непримиримые» партийные лидеры всегда приходили к соглашению.

После приобретения Луизианы Джефферсон сразу же занялся разработкой плана дальнейшей экспансии США. Прежде всего оп намечал захватить Западную Флориду. Уже 12 августа 1803 г. президент писал сенатору Брекинриджу: «У нас есть некоторые претензии насчет расширения по побережью па запад до Рио-Норте или Браво, а еще лучше на восток до Рио-Пердидо, между Мобилом и Пенсаколой, древней границей Луизианы. Эти претензии явятся предметом переговоров с Испанией. И если, как только она окажется в войне, мы решительно будем настаивать на этих требованиях, с одной стороны, а с другой - выдержим цену, то мы наверняка довольно быстро приобретем Флориды» . Таким образом, замысел Джефферсона состоял теперь в том, чтобы, использовав вовлечение Испании в войну между Францией и Англией и предъявив ей надуманные претензии, попробовать захватить Флориды.

Одновременно американские дипломаты стали распространять версию о том, что Западная Флорида входила будто бы в Луизиану и, следовательно, США купили и ее. Об этом заявил посланник США в Париже: «Испания отдала Западную Флориду, не зная этого; Франция продала ее США, не подозревая об этом; а США приобрели ее, не уплатив. И пи Франция, ни Испания, являвшиеся первоначальными договаривающимися сторонами, некомпетентны решать вопрос о действительном значении своего собственного договора» .

Это была совершенная нелепость. На самом деле действительные границы Луизианы были хорошо известны всем. В инструкциях морского министра Франции Декре, посланных Лоссэ, который должен был передать США Луизиану, ее границы были определены следующим образом: «на западе до Рио-Браво (Рио-Гранде), от ее устья до 30 параллели» .

Если границы Луизианы простирались от Ибервиле до Рио-Гранде, то границы Западной Флориды проходили от Ибервиле до Аппалачиколы. Именно таким образом были установлены границы договором 1763 г., по которому все эти территории отошли к Испании. «Так как она [Западная Флорида] является испанским владением…,- писал американский буржуазный историк Г. Адаме,- то вопрос о ее передаче не мог обсуждаться первым консулом» . «В действительности,- отмечал оп далее,- Западная Флорида не принадлежала Луизиане ни как испанская, ни как американская провинция и не могла рассматриваться как таковая» .

И США и Франция сами прекрасно понимали, что Флорщы ее входят в Луизиану и не покупаются вместе с пей. Это видно, в частности, и из донесения Ливингстона Мэдисону от 13 апреля 1803 г. по поводу его беседы с Марбуа: «Я спросил его о том,- писал Ливингстон,- получим ли мы в случае, если состоится покупка [Луизианы], гарантию того, что Франция никогда не будет владеть Флоридами, что она будет помогать нам приобрести их и откажется от всех прав, которые она могла иметь на них. Он ответил, что согласен на это» . Несколько дней спустя Марбуа подтвердил это обещание и заявил, что Наполеон уполномочил его, кроме продажи Луизианы, «оказать поддержку» американским «требованиям на Флориды» .

Подготавливая захват Флорид, Джефферсон инспирировал в ноябре 1803 г. принятие конгрессом закона о налогах на вновь приобретаемой территории. § 4 этого закона устанавливал, что полученные США земли, «а также все судоходные воды, реки, бухты, зализы и проливы, лежащие на территории Соединенных Штатов (подчеркнуто мной.- С. Г.) и впадающие в Мексиканский залив восточнее р. Миссисипи, будут присоединены к району Миссисипи и вместе с ней составят один район, который будет называться районом Миссисипи». § 11 уполномочивал президента, «когда он сочтет это необходимым, превратить берега, воды и выходы залива и р. Мобиле и других рек, бухт, заливов и проливов, впадающих в Мексиканский залив восточнее упомянутой р. Мобиле и западнее Паскатула, в отдельный район и установить в его пределах места, которые он предназначит для портов» .

Текст этого закона ярко свидетельствовал о том, что США собираются в ближайшем будущем захватить новые большие участки не принадлежавших им земель, ибо в момент его принятия на территории США не было ни рек, ни проливов, которые впадали бы в Мексиканский залив.

Опубликование закона о налогах на вновь приобретенной территории вызвало протест со стороны испанского посланника в США Каса Ирухо. Испанское правительство заявило, что оно не ратифицирует конвенцию 1802 г. об урегулировании американских претензий за якобы понесенный США ущерб до тех пор, пока они не отменят упомянутый закон. 30 мая 1804 г. президент США вынужден был видоизменить формулировку закона о реках «на территории США», изложив ее в завуалированном виде .

Однако эта временная неудача не остановила правительство США. Оно решило оказать новый нажим на Испанию с тем, чтобы добиться от нее признания «прав» США па Западную Флориду. В октябре 1804 г. Монро, выполнявший наиболее ответственные дипломатические задания правительства США, получил приказ отбыть в Европу и добиться там во что бы то ни стало приобретения Западной Флориды.

2 января 1805 г. Монро прибыл в Мадрид, а 28 января 1805 г. вручил испанскому министру иностранных дел Севаллосу ноту, в которой предлагал урегулировать все нерешенные вопросы, а именно: 1) о взаимном ущербе, нанесенном сторонами друг другу; 2) об ущербе, понесенном американскими гражданами у испанских берегов от действий французских корсаров; 3) о демаркации восточных и западных границ Луизианы .

По первому пункту Испания была готова пойти на уступки США, что же касается второго, то абсурдность его была очевидна. США стремились полечить компенсацию за ущерб, причиненный им… Францией. Однако наиболее серьезным был третий вопрос - о границах Луизианы. Американские дипломаты настаивали на том, что восточная граница Луизианы проходит будто бы по р. Пердидо, т. е. захватывая, таким образом, всю Западную Флориду, а западная - по р. Браво, включая, таким образом в Луизиану Техас и другие территории Мексики (Новой Испании) .

Подобные претензии США были совершенно необоснованны и абсурдны. Выдвигая их, американские дипломаты «забыли» такой важный документ, как договор с Испанией 1795 г., а ведь в статье 2 этого договора можно было прочесть о границе Соединенных Штатов, «отделяющей их территорию от территории испанских колоний Западной Флориды и Восточ ной Флориды» (подчеркнуто мной.- С. Г.) . Таким образом, если в 1795 г. для США существовали две Флориды и Луизиана, то теперь они утверждали, что существует лишь одна Луизиана, правда, включающая в себя обе Флориды!

Касаясь предложений Монро в целом, Г. Адаме справедливо замечает: «Это была односторонняя схема, ибо она требовала от Испании уступок по всем вопросам и не предлагала какой-либо равноценной компенсации, достойной упоминания» . Несмотря на это, Севаллос в своем ответе Монро от 31 января 1805 г. предложил подробно и спокойно разобраться во всех вопросах. Но американский дипломат отвечал на все примирительные предложения Севаллоса ультиматумом. 12 мая 1805 г. Монро заявил: если Испания уступит Флориды, ратифицирует конвенцию 1802 г. и согласится с тем, что р. Колорадо будет границей Техаса, то США установят стомильную нейтральную территорию на восточном берегу Колорадо от залива до северной границы Луизианы и не будут настаивать на том, что Западная Флорида была частью Луизианы .

Три дня спустя Севаллос ответит и на этот ультиматум Монро вежливым отказом. Он писал: «Справедливость американского правительства не позволит ему настаивать на предложении, совершенно противоречащем интересам Испании, и как бы его величество не стремилось угодить Соединенным Штатам, оно не может согласиться на эти требования, оно не может рассматривать их иначе как несовместимыми с нравами его короны» .

18 мал 1805 г. Монро потребовал свои паспорта. Севаллос вручил их ему на другой же день. Таким образом, миссия Монро в Испании полностью провалилась; несмотря на оказанный дипломатический нажим и шантаж, США не удалось получить согласия Испании на передачу им Флорид. Вступать же из-за этих территорий в вооруженный конфликт с Испанией один на один США в тот момент не решились.

Некоторые американские министры открыто выражали свое недовольство провалом переговоров с Испанией и внешней политикой США в целом. «Лучше подождать более подходящего случая,- заявил министр финансов Галлатин,- прежде чем мы вновь рискнем принизить наш национальный авторитет претензиями, которые в данный момент мы не сможем подкрепить силой» . Это очень любопытное заявление, поддержанное полностью и морским министром Смитом, свидетельствовало о том, что США вынуждены были в начале 1805 г. временно отказаться от захвата Западной Флориды лишь из-за отсутствия необходимых сил и условий для этого. Именно поэтому вопрос о присоединении Флорид к США отошел тогда ненадолго на задний план и выдвинулся вновь после того, как американский флот был значительно укреплен.

Не решившись пойти на открытый захват Западной Флориды, осторожный Джефферсон стал обдумывать возможность достигнуть своих целей с помощью союза с Англией. В связи с этим оп писал государственному секретарю Мэдисону: «Предварительно договорившись о союзе с Англией для самоохраны в случае неблагоприятного течения событий, я предложу конгрессу принять акты, уполномочивающие правительство: 1) прервать по своему усмотрению отношения с Испанией; 2) изгнать Испанию из района между Миссисипи и Браво; 3) назначить уполномоченных для рассмотрения и урегулирования всех требований по возмещению ущерба» .

Но союз с Великобританией оказался невозможен. Американские каперы, пользуясь нейтралитетом США по отношению к воюющим европейским странам, торговали повсюду: в Европе, в Африке и в Латинской Америке. В то же время Англия, вовлеченная в тяжелую и длительную войну с Францией, теряла свои торговые связи, охраняемые ее господством на море. Американская конкуренция становилась в связи с этим для Англии довольно ощутимой. Поэтому 23 июля 1805 г., в тот самый день, когда Монро прибыл из Мадрида в Лондон, английское правительство приняло решительные меры против «контрабандной» торговли и стало задерживать американские суда.

Тогда американская дипломатия решила вновь попытаться использовать Наполеона и его продажного министра иностранных дел Талейрана. Учитывая постоянную, в связи с непрерывными войнами, нужду Наполеона в деньгах, которые могла дать ему Испания, торгуя принадлежащими ей территориями, американский посланник в Париже генерал Армстронг неоднократно предлагал Талейрану различные варианты покупки США через посредство Франции испанских владений в Северной Америке. При атом США гарантировали Наполеону свободу рук в Латинской Америке и поддержку в Европе .

В конце августа 1805 г. Талейран передал Армстронгу написанную им, но не подписанную записку, в которой рекомендовал США запугать Испанию и заставить ее попросить у Франции еще раз оказать ей «добрые услуга». Талейран предложил заключить сделку на следующих условиях: Франция и Испания будут иметь одинаковые торговые привилегии как во Флориде, так и в Луизиане; граница должна проходить по р. Колорадо и далее па север, включая все реки, впадающие в Миссисипи, причем будет установлена навечно 30-мильная нейтральная зона. США должны заплатить Испании 10 млн. долл.

Получив предложения Талейрана, Армстронг обратился в Вашингтон за консультацией. 12 ноября 1805 г. Джефферсон созвал специальное заседание правительства, на котором рассматривался испанский вопрос. В собственноручной записи итогов совещания Джефферсон писал: «В связи с тем, что расширение войны в Европе не угрожает нам внезапны м миро м (подчеркнуто мной.- С. Г.) и лишает нас возможности найти союзника, я предложил обратиться к Франции, информируя ее о том, что это последняя попытка мирного урегулирования с Испанией, и предложить Франции или через нее: 1) деньги [Франции] за трава, которые имеет Испания восточнее Ибервиле, т. е. за права на Флориды; 2) уступку Испании части Луизианы от Рио-Браво до Гваделупы; 3) оплату Испанией в течение определенного срока ущерба, нанесенного ее судам» . Первое предложение устраивало Францию, которой Испания была должна за субсидии; второе предложение успокаивало Испанию; наконец, третье предложение было сделано для того, чтобы удовлетворить американских купцов. Эти предложения Джефферсона были приняты единогласно, и правительство выделило на покупку Флорид 5 млн. долл. Неделю спустя США решили полностью принять предложения Талейрана.

В послании президента Джефферсона конгрессу от 3 декабря 1805 г.. говорилось: «Наши переговоры с Испанией об урегулировании разногласий не привели к удовлетворительному решению». Сославшись на серьезность положения, президент заявил далее: «Я не могу не рекомендовать меры, диктуемые обстоятельствами. Первая наша цель состоит в том, чтобы обезопасить от нападения наши морские порты. Уже приняты меры для обеспечения их тяжелыми орудиями» . Угрожающий тон послания нужен был Джефферсону главным образом для того, чтобы заставить конгресс согласиться па ассигнование необходимых сумм для уплаты Наполеону за новые территориальные приобретения США.

6 декабря 1805 г. Джефферсон представил конгрессу секретное послание. в котором, в частности, говорилось: «Нынешний кризис в Европе благоприятствует такому урегулированию (французский план продажи Флорид.- С. Г.) и ни минуты нельзя упускать, чтобы не использовать эти обстоятельства. Если мы ими не воспользуемся, то наше положение станет значительно труднее. Формально война не нужна; маловероятно, что она последует, но защита наших граждан, дух и честь нашей страны требуют применения силы в определенных масштабах. Это, вероятно, будет содействовать достижению целей мира» .

После некоторой оппозиции американский конгресс выделил президенту необходимые для сделки с Францией деньги. Затем по просьбе Наполеона Джефферсон добился от конгресса запрета на американскую торговлю с Сан-Доминго, хотя это наносило большой ущерб США . «Увлеченный идеей о том, что он должен захватить Флориды любой ценой,- пишет Чэдвик,- Джефферсон в своей интриге с Наполеоном заглушил сознание, отбросил конституционные преграды… Он был готов ограбить Испанию, выплачивая деньги ее поработителю» . Не без оснований французский посланник в Вашингтоне Торро доносил Талейрану, что США «готовы пойти па любое унижение при условии, что оно может обеспечить..- их проекты захвата Флорид» .

Однако новый вариант приобретения Флорид также не удался, главным образом по двум причинам: во-первых, Англия и Россия выступили против намечаемой сделки; во-вторых, победы Наполеона в Центральной Европе несколько ослабили его нужду в деньгах.

Только события, развернувшиеся после вторжения Наполеона на Иберийский полуостров, дали возможность правительству США форсировать аннексию Флорид. В письме военному министру Генри Диаборну 12 августа 1808 г. Джефферсон снова предложил использовать в интересах американских экспансионистов создавшуюся в Европе обстановку: «Если Англия будет заодно с нами, пока Бонапарт продолжает войну с Испанией,- писал он,- то может наступить момент, когда мы окажемся в состоянии без опасения столкнуться с Францией или Англией, захватить Луизиану по праву и остатки Флорид в виде репрессии за конфискацию судов и имущества» .

Одновременно США попытались извлечь для себя выгоду из успехов, национально-освободительного движения в испанских колониях в Америке. 22 октября 1808 г. Джефферсон уполномочил агентов США неофициально заявить от имени американского правительства -влиятельным лицам на Кубе и в Мексике: «Если вы решите провозгласить независимость. то сейчас мы не можем связать себя заявлением о том, что мы поддержим вас. Мы должны будем поступать в соответствии с обстоятельствами, но в своих действиях мы будем исходить из дружбы к вам, из глубокого убеждения в том, что наши интересы тесно связаны и что нам было бы тяжело видеть вас в подчинении у Франции либо у Англии как в политическом, так и в экономическом отношениях» .

Неделю спустя Джефферсон еще более ясно изложил позицию США в инструкциях губернатору Луизианы Клейборну: «Если они (испанские патриоты.- С. Г.) добьются успеха (в сопротивлении Наполеону.- С. Г.), то мы будем удовлетворены, видя Кубу и Мексику в их нынешнем зависимом положении, но мы не согласимся видеть их зависимыми от Франции или Англии в политическом пли экономическом отношении. Мы считаем их интересы своими собственными интересами, и наша общая цель должна состоять в том, чтобы устранить всякое европейское влияние из этого полушария» .

Таким образом, в октябре 1808 г. Джефферсон четко сформулировал основы внешнеполитического курса своей страны. Эти основы заключались в следующем:

США должны выступать за сохранение испанского колониального гнета на Кубе и в Мексике до тех пор, пока они сами не смогут захватить эти страны.

Для их интересов необходимо изолировать обе Америки как от вмешательства ведущих европейских держав, так и от общедемократического буржуазного движения в Европе.

Наконец, США должны рассматривать все Западное полушарие как свою исключительную сферу влияния.

США боялись и не хотели допустить подлинной независимости испанских колоний, ибо они сами стремились к территориальным захватам и к усилению своего влияния в Западном полушарии. Выступая при обсуждении вопросов внешней политики США в американском конгрессе, член палаты представителей от штата Нью-Йорк Баретт Гардснер в своих речах 12 и 13 декабря 1808 г. говорил, что если Наполеон завоюет Испанию, то испанские колонии в Америке сразу приобретут независимость и в случае пассивной и негибкой позиции американского правительства новые государства станут сердечными союзниками Великобритании. «В их лице,- заявил Гарденер,- мы будет иметь враждебных и опасных соседей, в то время как Великобритания монополизирует их торговлю, и если наши нынешние затруднения продолжатся, то она будет постоянно подстрекать их к враждебным действиям против нас. Всего этого можно было бы избежать, если бы только в отношениях с Испанией наше правительство проводило правильную линию. Купцы просили разрешить им возобновить торговлю с Испанией, но их не слушали. Готовая принести нам вред Великобритания может использовать для этого на нашем континенте испанцев… Сейчас, может быть, еще не слишком поздно извлечь выгоды, упущенные администрацией. Перемена поведения может вернуть нам симпатии и дружбу (Испанской Америки.- С. Г.), которые были без нужды потеряны» .

В развернувшейся после вторжения Наполеона в Испанию борьбе между США, Англией и Францией за влияние в испанских колониях в Америке все ее участники вынуждены были считаться с ростом в них сил национально-освободительного движения.

Выступая 12 декабря 1809 г. перед законодательным корпусом, Наполеон заявил: «Император никогда не будет мешать независимости континентальных стран Америки. Их независимость диктуется естественным ходом событий. Это справедливо и соответствует интересам всех наций…

Если народ Мексики и Перу пожелает остаться объединенным с матерью- родиной или если он захочет подняться на высоту благородной независимости, то Франция никогда не помешает его желанию при условии, что этот народ не вступит ни в какие связи с Англией» .

Для Великобритании, так же как и для США, вторжение Наполеона в Испанию открыло блестящие перспективы. Из злейшего врага Бурбонов Великобритания превратилась в их лучшего друга. С большим искусством она стала играть двуличную роль - как союзника испанской монархии, так и защитника восставших колонии Испанской Америки.

Используя свои «дружеские» отношения с испанскими колониями в Новом Свете, Великобритания стремилась укрепить здесь свои экономические позиции и усилить свое влияние. В этом она достигла значительных успехов. В 1810 г. Великобритания заключила договор с Бразилией, по которому получила огромные привилегии. Так, если все страны, ввозившие товары в Бразилию, платили тарифную пошлину составлявшую 24% их стоимости, то для Великобритании эта пошлина была установлена в размере 15%. Английские граждане в силу договора 1810 г. оказались неподсудны местным судам . Таким образом, Великобритания основательно укрепилась в Бразилии, получив там фактически режим турецких капитуляций.

Ведя упорную борьбу с усилением влияния европейских держав в Западном полушарии, США не ограничивались расширением торговля и своих связей с соседними территориями, а предпринимали все новые попытки захватить их и присоединить к себе.

В 1810-1812 гг. США осуществили, наконец, захват Западной Флориды, применив впервые прием, который значительно позже был назван «гавайским». Уже начиная с 1806 г. США создавали в Западной Флориде разветвленную агентурную сеть. В июне 1807 г. американский генерал Джеймс Вилкинсон получил из Нью-Орлеана (вероятнее всего от губернатора Клейборна) письмо, в котором прямо указывалось, что все подготовлено для захвата Западной Флориды и что наступает пора действовать .

Когда сведения об экспансионистских планах США дошли до Франции и встревожили ос, Мэдисон (ставший с марта 1809 г. президентом) следующим образом информировал французского посланника в США Торро через.министра финансов Галлатина о позиции США: «Мы действительно не интересуемся всем тем, что происходит во Флоридах, Мексике, а также на Кубе. Вы ошибаетесь, если считаете, что г-н Мэдисон желает овладеть Флоридами. Это была любимая тема г-на Джефферсона… но это никогда не было желанием правительства, и г-н Мэдисон изучает сегодня вопрос о захвате Флорид лишь постольку, поскольку этот акт можно рассматривать как неизбежный для того, чтобы избежать взаимного непонимания с Испанией и обеспечить выход продукции наших южных штатов. Мы не принимали участия в собраниях, происходивших во Флоридах» .

Цель заявления Мэдисона па самом деле состояла в том, чтобы дезинформировать французское правительство, ибо именно в тот самый момент, когда составлялось это заявление США вели усиленную подготовку к захвату Западной Флориды. «Судя по нынешнему положению вещей,- говорилось в инструкциях государственного секретаря Смита от 13 июня 1810 г. посланнику США в Великобритании Пинкни,- приближается кризис, который не может не разорвать колониальные связи Испанской Америки с метрополией. Поэтому США должны обратить свое особое внимание на две Флориды, в судьбе которых они так заинтересованы.

Не говоря уже о географическом факторе, США считают, что они имеют законное право на большую часть Западной Флориды на основании покупки, в соответствии с конвенцией с Францией от 1803 г. У них есть претензии и другого рода, которые будут более чем удовлетворены покупкой остатков Западной и всей Восточной Флориды» .

В 1810 г. вызванный в Вашингтон Клейборн получил от Мэдисона задание совершить интервенцию в Западную Флориду. По указанию Мэдисона, Клейборн написал 14 июня 1810 г. своим подчиненным, что, ввиду перспективы завоевания независимости южноамериканскими колониями Испании Западная Флорида также должна подготовиться к тому, чтобы воспользоваться удобным случаем и стать «свободной». Он рекомендовал организовать в ней восстание населения, ибо «природа повелела Флориде объединиться с Соединенными Штатами, а благополучие ее граждан требует этого» . Одновременно губернатору территории Миссисипи Холмсу было дано указание держать войска наготове и в случае внутренних беспорядков в Западной Флориде защищать интересы США «любыми средствами, имеющимися в его распоряжении» .

1 июля 1810 г. подстрекаемые американскими агентами жители наиболее населенной части Западной Флориды Фелисианы устроили митинг в знак своего недовольства испанскими властями. Подобные же митинги были организованы и в других районах Западной Флориды. В конце июля собрался конвент жителей Западной Флориды, потребовавший ее присоединения к США. На заседании конвента 13 августа 1810 г. официально присутствовал представитель США полковник Бейкер. 23 сентября США «под предлогом воспрепятствовать распространению революционной заразы высадили войска для оккупации территории, которую они затем имели наглость присоединить к США торжественным актом конгресса» . 26 сентября 1810 г. конвент провозгласил независимость Западной Флориды. В тот же день «повстанцы» захватили Батон-Руж (порт на левом берегу р. Миссисипи).

После захвата Батон-Ружа глава «повстанцев» Джон Роа обратился в Вашингтон с просьбой принять Западную Флориду в состав США. В ответ на это обращение президент США Мэдисон издал 27 октября 1810 г. прокламацию о присоединении Западной Флориды к США . Подкупленный американцами испанский губернатор Западной Флориды Висенте Фолч тут же сообщил, что он готов передать им эту территорию. В первых числах декабря 1810 г. американские губернаторы Клейборн и Холмс осуществили вооруженную оккупацию Западной Флориды, и уже 10 декабря «республика» Западная Флорида прекратила свое существование.

3 января 1811 г. президент США направил конгрессу секретное послание, в котором указывал: «Я рекомендую.. ввиду необходимости, разрешить правительству вступить во временное владение любой частью или частями указанной территории (речь идет о Западной Флориде.- С. Г.) в связи с урегулированием, которого могут пожелать испанские власти… Вместе с тем сам конгресс решит вопрос о срочности нашего вступления во владение в случае претензий испанских властей на указанную территорию или опасности захвата ее любой иностранной державой» .

15 января 1811 года состоялось секретное заседание конгресса, на котором был принят акт, уполномочивавший президента захватить Восточную Флориду, в случае если местные власти согласятся на это или какое-либо иностранное государство попытается захватить ее .

Президент тут же поручил двум своим уполномоченным - Джорджу Мэтьюсу и Джону Макки осуществить захват Восточной Флориды. 3 августа 1811 г. Мэтьюс секретно сообщил государственному секретарю Монро: «Я установил, что мирное овладение Восточной Флоридой не может быть достигнуто путем переговоров с властями, действующими там… жители провинции созрели для революции. Однако они не способны провести успешную революцию без внешней помощи. Если бы 200 винтовок и 50 сабель были в их распоряжении, я уверен, они начали бы предприятие с благоприятной перспективой на успех» . Таким образом, и «революция» в Восточной Флориде также была запланирована и подготовлена в государственном департаменте США.

16 марта 1812 г. около 200 американских «повстанцев» пересекли р. Сант-Мэри, высадились на о. Амелия и предложили гарнизону г. Фернандина, расположенного на острове, сдаться. Одновременно американские военные корабли, находившиеся в этих водах, заняли позицию, удобную для наблюдения за происходившими событиями. Испанский комендант послал узнать, собираются ли американские военные корабли помогать мятежникам, и, получив утвердительный ответ, капитулировал перед так называемыми «патриотами». «Независимость» была провозглашена, и «повстанцы» пригласили генерала Мэтьюса занять о. Амелию, что тот и сделал. Правительство США не одобрило официально действия своего уполномоченного Мэтьюса. Монро даже послал 10 апреля 1812 г. губернатору штата Джорджия приказ заменить его, но, как замечает Г. Адамс, «этот приказ был издан только для публики и не предназначался для выполнения» .

Здесь следует отметить следующее. В связи с надвигавшейся в этот период войной с Англией 1812-1814 гг. американский конгресс принял ряд актов, которые не получили широкой общественной огласки, а между тем они имеют очень важное значение. Так, актом от 8 апреля 1812 г. конгресс приняв в члены Союза штат Луизиану. Актом от 14 апреля 1812 г. Западная Флорида была разделена пополам по р. Перл-Ривер, и ее западная часть аннексирована, а восточная на основании декрета от 14 мая того же года вошла в территорию Миссисипи. Эти акты конгресса США интересны в том отношении, что когда в 1819 г. был заключен новый договор между США и Испанией, то в нем была следующая статья: «Его католическое величество уступает Соединенным Штатам в полное владение все принадлежащие ему территории, расположенные на восток от Миссисипи и известные под названием Восточной и Западной Флорид» . Но ведь если судить по принятым семь лет назад решениям американского конгресса, то эта территория уже давно принадлежала не Испании, а США! Наименование в договоре 1819 г. территории Западной Флориды как принадлежавшей Испании показывает внешнеполитический авантюризм конгресса и правительства США, принимавших в одностороннем порядке решения, требующие предварительного пересмотра международных договоров.

26 июня 1812 г., т. е. через несколько дней после объявления войны Англии, конгресс США на своем очередном секретном заседании уполномочил президента не уводить американские войска, а, наоборот, расширить американское господство над всей территорией Восточной и Западной Флорид и учредить там американскую администрацию .

17 июня 1813 г. под предлогом защиты от «индейских набегов» североамериканские войска штурмом захватили форт Мобила. Пять лет спустя американский генерал Джексон под тем же предлогом вырезал героически оборонявшиеся индейские племена и захватил остальную часть Восточной Флориды.

Небезынтересно отметить, что Джефферсон еще в 1791 г. советовал президенту Вашингтону применить следующий способ для захвата Восточной Флориды: «Я хотел бы, чтобы сто тысяч наших граждан воспользовались приглашением (речь идет о заявлении испанского губернатора Восточной Флориды Кесада, приглашавшего иностранцев заселять территорию Флориды.- С. Г.). Это могло бы стать средством мирной передачи нам того, что в противном случае придется добывать путем войны» . Подобное заявление Джефферсона помогает лучше понять методы, попользовавшиеся американской дипломатией для достижения своих целей. Оно свидетельствовало о том, что уже в конце XVIII в. в США разрабатывали один из видов так называемых «мирных» захватов чужой территории. Именно в этом заключался план «американизации» Флориды Джефферсона.

В связи с захватом Западной Флориды государственный секретарь Смит писал посланнику США в Париже Армстронгу (для передачи французскому правительству): «Недавние действия, предпринятые жителями Западной Флориды, показали полностью, что испанские власти свергнуты и что там господствует полная неразбериха и полная неопределенность в отношении того, что затем может произойти, если события будут развиваться по воле революционного движения. Поэтому президент вынужден был для поддержания справедливых прав Союза предпринять необходимые меры по оккупации Западной Флориды до реки Пердидо» . Так пыталось американское правительство обосновать произведенные им аннексии, проводившуюся им политику территориальной экспансии.

Среди стратегий территориальных экспансий, которые использовали различные политические конструкции в истории, наиболее распространенной была стратегия завоевания. Захват территории - излюбленный способ экспансии людей. Со времен Античности осуществлялась и осуществляется вооруженная экспансия. Захватчик вторгается на территорию того или иного политического формирования с целью его захвата и подчинения себе его населения. История полна примеров бесконечных противоборств с целью захвата территории и людей, а также богатств других народов и государств.

Нельзя сказать, что территориальная экспансия сошла на нет в наши дни.

Территория по-прежнему выгодное долгосрочное приобретение, так как она является «жизненным пространством», носителем сырьевых, энергетических материалов и людских ресурсов, военно-стратегическим и экономическим (вспомним войну на Фолклендах с их 200-милльной рыболовной зоной и близостью к богатой полезными ископаемыми Антарктиде) плацдармом, а также пространством для размещения промышленных мощностей или технических отходов, сельскохозяйственных угодий. Сегодня в мире имеется немало реальных и потенциальных конфликтов, квалифицируемых как пограничные и территориальные споры. Существует ряд иных проблем, связанных с определением статуса территорий, проливов, каналов (одностороннее изменение Турцией толкования соглашения 1936 г. о черноморских проливах, возникающее напряжение интересов вокруг богатств Антарктиды, откуда, несмотря на соглашения, исподволь вытесняется Россия), отвечающих содержанию понятия экспансии в ее традиционном понимании.

Правда, конфликты сейчас чаще всего носят «мягкий характер», что в немалой степени объясняется невыгодным на сегодняшний день соотношением:

• а) возможных приобретений с учетом сопротивления обороняющейся стороны и мирового сообщества;
• б) риском, связанным с характером современных вооружений и все более широким их распространением на планете;
• в) кратко- и среднесрочных социально-экономических перегрузок, ложащихся на территориально расширяющееся государство .

В будущем, как считают специалисты, по мере развития ресурсного кризиса (истощение сырьевых запасов, сокращение плодородия почв, рост численности населения, усиление экологических претензий государств друг к другу и т.д.), т.е. значительного повышения стоимости «приза за успешную агрессию» (вплоть до обеспечения выживаемости собственного государства) вероятно возвращение в мировую политику жесткого варианта территориальной экспансии . В этом лишний раз убеждают события в Афганистане и Ираке, где объединенные силы англо-саксонского мира и их союзников осуществили, по сути дела, прямую оккупацию территорий данных стран. Об этом же свидетельствуют события вокруг ядерной программы Северной Кореи и Ирана. И если в случае Северной Кореи, судя по всему, конфликт, если не ликвидирован, то хотя бы приостановлен, то в случае Ирана нельзя исключать возможных военных действий США и их союзников.

К стратегии экспансии относятся и дипломатические переговоры. Последние могут сопровождаться насильственным давлением с целью подчинения противника. Пример тому - присоединение Богемии и Моравии к Германии Гитлером в 1939 г.

Дипломатические переговоры конечно же не связаны с прямым военным действием. Однако, как не раз бывало в истории, переговоры могут предшествовать вооруженному действию. Среди стратегий переговоров династический союз в период феодализма играл решающую роль. Это наглядно видно на примере территориального формирования французского королевства или династического союза между Литвой и Польшей в XIV в., приведшего к образованию обширного государства от Балтийского моря до Черного.

Другой разновидностью стратегии переговоров является покупка земель. Приведем два примера. Корсика была куплена Французским королевством у Генуи, а Аляска была приобретена США у России в конце XIX в.

Справедливости ради, нужно сказать, что покупка территорий - достаточно редкое явление в истории. Чаще встречаются факты территориального обмена. Речь в этом случае может идти об обмене зонами влияния. Примером может служить отказ Франции от реализации своих интересов в Египте в конце XIX в. в обмен на право своего влияния в Марокко. Этот обмен, осуществленный между Лондоном и Парижем не в форме договора, привел к существенному расширению колониальных империй.

Нужно особо подчеркнуть, что обмен не является военным завоеванием. И эта практика имела довольно широкое распространение в период существования колониальных империй, о чем свидетельствует, например, соглашение 1907 г. между Лондоном и Санкт-Петербургом, по которому состоялся обмен зонами влияния в Персии, на Тибете, в Афганистане и Монголии.

Территориальная экспансия может осуществляться в виде простой аннексии , т.е. присоединения к существующей совокупности одного или нескольких регионов. Она может осуществляться в виде подчинения одним государством другого государства или части этого другого государства. Примером может быть Китайская империя, которая, предоставляя относительную независимость подчиненным странам (например, Корея, Вьетнам, Бирма, Сиам), долгое время господствовала над ними. Такая зависимость, иногда называемая вассализацией, предполагает политическую и финансовую опеку, а также геополитический контроль.

Техника экспансии была осуществлена и в период новейшей истории. Так, в состоянии значительной зависимости от СССР после Второй мировой войны оказались ряд стран Восточной Европы, которые, объединившись вокруг Советского Союза, сформировали социалистическую систему, просуществовавшую до конца 1980-х гг.

Истории известны средства невоенной и недипломатической экспансии. Примером могут быть религиозные миссии. Показательно, что покорение Сибири вплоть до Тихого океана в период Российской империи осуществлялось под совместным воздействием религиозных миссионеров и стрелков-охотников, продвигавшихся на Восток империи. Российское государство ограничивалось наблюдением и поддержкой этого продвижения. Подобным же образом происходило территориальное расширение Канады, где английская армия наблюдала за продвижением охотников. Другой пример - завоевание Кохинхина (Южного Вьетнама) в XIX в., которое происходило после прибытия туда французских католических миссионеров в XVII в.

Еще одним примером территориального продвижения является пионерский фронт. На границах империй, в зонах с неопределенными границами, обустраивались крестьяне - бывшие воины, рабы, и тем самым они продвигали границы империй, организуя и оборону новых земель. Примером могут быть границы Австрийской империи на Балканах (современная Хорватия), а также районы, отвоеванные Россией у Османской империи в степных просторах современной Украины.

Потребность в пространстве, нехватка пространства, «территориальные желания» являются мотором конфликтности. Территориальные аппетиты - основная причина столкновений политических конструкций между собой. Формы территориальной экспансии весьма разнообразны. И нет основания полагать, что этот феномен преодолен в международной практике отношений между государствами в наши дни.

• См.: Сорокин К.Э. Геополитика современного мира и Россия // Политические исследования. 1995. № 1. С. 16.
• Там же.