В конце сентября на киноэкраны выходит фильм Margin Call (в российском прокате - «Предел риска») о мировом экономическом кризисе 2008 года и крахе инвестиционного банка Lehman Brothers.
Фильм состоит из восьми новелл: восемь сотрудников Lehman Brothers пытаются выжить в нарастающем урагане. Премьера в России назначена на 29 сентября.
Информация от прокатчика:
Сентябрь 2008 года. Мировой экономический кризис уже начался, но Америка еще не знает, какая катастрофа ждет впереди, и только группа топ-менеджеров на Уолл-Стрит ищет рецепт спасения. Это были самые страшные 24 часа в их жизни.
Сотрудник одного из крупнейших инвестиционных банков Lehman Brothers с помощью новейшей программы рыночного анализа получает ошеломляющий прогноз — акции упадут, рынок рухнет, банк потеряет все. Утром следующего дня он попадает под сокращение и перед уходом передает флэшку с опасной информацией своему бывшему помощнику. К вечеру лучшие аналитики банка, проверив эти вычисления, осознали ужасную перспективу: крах неминуем. Теперь они стоят перед выбором: начать срочный сброс акций, что оставит и крупных акционеров во всем мире, и миллионы рядовых инвесторов ни с чем — или ждать развития событий, что чревато потерей вообще всего. Решать нужно здесь и сейчас. На кону — огромные деньги и будущее каждого. В эту ночь у риска нет предела.
Жанр: Триллер
Режиссер: Дж.С.Шандор
В ролях: Кевин Спейси, Пол Беттани, Стэнли Туччи, Деми Мур, Саймон Бейкер, Джереми Айронс, Мэри МакДоннелл, Пенн Бэджли, Захари Куинто
В истории этих банков было немало кризисов - серьезных и очень серьезных, но ни один из них не приводил к краху. Скандалы, споры в руководстве, слияния ради сохранения жизни предприятия - ничто не обладало достаточной разрушительной силой, чтобы сокрушить Lehman Brothers или Merrill Lynch. Привести к гибели эти инвестиционные банки смогло лишь их стремление постоянно увеличивать прибыли самыми рискованными способами.
После этого финансовые учреждения по всему миру, и так запуганные ипотечным кризисом в США, стали с еще большей неохотой выдавать друг другу кредиты. В качестве компенсации на случай, если деньги не вернут, стоимость кредита постоянно повышалась. А затем, когда осенью 2007 года ведущие банки мира стали объявлять о миллиардных потерях, получить кредит стало почти невозможно. Вместе с этим инвесторы и вкладчики стремились на всякий случай забрать те средства, которые они доверили банкам, и денег в финансовой системе становилось все меньше.
Всеобщий страх и недоверие усилились в первые месяцы 2008 года. И в Европе, и в США в банковском секторе начался передел собственности. В Великобритании 17 февраля был национализирован банк Northern Rock, а через месяц американский Bear Stearns, который еще за год до этого стоил не менее $30 млрд, стал трофеем победившего в конкурентной борьбе банка JP Morgan Chase - всего за $240 млн. К концу лета 2008 года финансисты уже привыкли к неожиданностям любого рода: на их глазах две самые важные государственные ипотечные компании США, Fannie Mae и Freddie Mac, оказались на грани банкротства. Крупнейшая в мире банковская группа, британская HSBC, объявила о том, что ее прибыли сократились на треть. Но полностью ощутить масштаб происходящего пришлось только 15 сентября, когда стало известно о банкротстве инвестбанка Lehman Brothers. Бывший глава Федеральной резервной системы США Алан Гринспен заявил тогда, что подобные вещи происходят раз в столетие. Но его оценка была немного неточной - на момент банкротства банк Lehman Brothers существовал уже 158 лет.
Клиентами магазина были местные торговцы хлопком, и Генрих снабжал их всем необходимым: одеждой, продуктами, скобяными изделиями и прочим инвентарем. За пять лет он заработал достаточно денег, чтобы оплатить дорогу в США двум своим младшим братьям, Эмануэлю и Майеру. Они стали помогать ему в торговле, и их предприятие получило название Lehman Brothers, "Братья Леман". Дела у них шли вполне успешно, и ничего удивительного в этом не было - в те годы хлопковые бизнесмены богатели с каждым днем, и заработать на их обслуживании мог любой житель Монтгомери, у которого имелись хоть какие-то деньги на открытие своего дела. Но у братьев Леман было нечто большее - они обладали чутьем на прибыльные проекты.
Леманы, к примеру, часто позволяли своим покупателям отдавать хлопок в обмен на товары в магазине. Разумеется, клиентам так было удобнее, они могли не тратить наличные деньги, а расплачиваться тем, что находилось у них под рукой. А Леманы, идя им навстречу, немного занижали стоимость хлопка, но это всех устраивало. Затем Леманы продавали этот хлопок с хорошей наценкой и, таким образом, зарабатывали на нем дважды. Со временем у них появились средства для того, чтобы начать свой собственный бизнес по торговле хлопком.
В 1855 году Генрих Леман, панически боявшийся заболеть желтой лихорадкой, эпидемия которой началась в Монтгомери, уехал в Новый Орлеан (штат Луизиана) открывать новый офис компании. Но через несколько недель он все же заразился и умер в возрасте 33 лет. Его братьям, старшим из которых был 30-летний Эмануэль, пришлось управлять растущим предприятием самостоятельно. В 1858 году они открыли филиал в Нью-Йорке, центре американской торговли, в том числе международной. В годы гражданской войны 1861-1865 годов братья, естественно, поддерживали южные штаты и помогали им продавать хлопок в Европу, преодолевая таким образом торговую блокаду Севера.
После завершения войны хлопковый бизнес в южных штатах продолжил приносить Леманам прибыль - их офисы в Монтгомери и Новом Орлеане просуществовали до первых десятилетий XX века. Но большая часть торговых операций осуществлялась уже в Нью-Йорке. В 1870 году компания Lehman Brothers приняла участие в создании Нью-Йоркской хлопковой биржи, членом совета директоров которой Эмануэль Леман был больше десяти лет. Но в сферу его интересов входил не только хлопок, а все, что только могло приносить прибыль. Братья совершали сделки на рынках нефти и кофе, вкладывали средства в хлопковую промышленность и покупали облигации компаний, строивших железные дороги. Словом, пытались выжать все возможное из охватившей США индустриализации. И весьма в этом преуспели. В 1887 году компания получила места для своих представителей в руководстве Нью-Йоркской фондовой биржи.
К тому времени братьев Леман уже хорошо знали на Уолл-стрит. У них была репутация честных, надежных и искусных посредников. Хотя выглядели они почти одинаково - бородатые, высоколобые, в шелковых цилиндрах, сюртуках и полосатых брюках, характеры их сильно различались. Майер заводил знакомства, активно искал новых клиентов и заключал с ними сделки. Эмануэль обладал дальновидностью и был более спокойным - он отвечал за стратегию компании. Про них говорили: "Майер делает деньги, Эмануэль их сохраняет".
В последнем десятилетии XIX века братья начали постепенно передавать управление предприятием своим детям - сыну Эмануэля Филипу, сыну Майера Зигмунду и старшему сыну Генриха Майеру. Вместе с этим компания Lehman Brothers стала все больше заниматься финансовой деятельностью. Новое поколение Леманов унаследовало финансовое чутье, и они настаивали на том, чтобы инвестировать в инновационные отрасли экономики - автомобилестроение, розничные торговые сети, химическое производство, коммуникации. С этим был связан определенный риск, но Леманам везло, и они делали правильные инвестиции.
В первые годы XX века Lehman Brothers начала приобретать черты полноценного инвестиционного банка, хотя такого понятия тогда еще не существовало. Филип Леман подружился с Генри Голдманом, сыном одного из основателей похожего предприятия Goldman Sachs. В 1910-е они стали неофициальными лидерами Уолл-стрит, занимаясь андеррайтингом, то есть финансируя выход на рынок ценных бумаг начинающих компаний. При этом они работали с теми предприятиями, в которые все остальные вкладывать боялись. Они, например, стали поручителями производителя покрышек B. F. Goodrich, а также розничных сетей Woolworth, Macy"s и Sears. Все эти предприятия существуют и сейчас.
Лето 1906 года Чарльз провел, работая корреспондентом и редактором в газете The Tropical Sun города Уэст-Палм-Бич. Позже он вспоминал, что эта работа оказалась для него лучшим опытом в жизни: "На ней я узнал человеческую природу". Меррилл, видимо, понял что-то и о своей собственной природе: поступив на юридический факультет Мичиганского университета, он бросил учебу через год и отправился туда, где вращались деньги.
В Нью-Йорке Чарльз два года проработал кредитным менеджером в текстильной компании, где, как он сам признался, "получил университетское образование в области финансов, кредита и управления". Через некоторое время в спортзале христианской организации YMCA он познакомился со своим ровесником Эдмундом Линчем, выпускником университета Джона Хопкинса. Линч был трейдером на рынке ценных бумаг, а Меррилл тоже хотел заняться финансами - на протяжении нескольких лет он работал в нескольких компаниях на Уолл-стрит, но остался недоволен тем, что они совершенно не желают иметь дело с мелкими инвесторами.
В 1914 году Меррилл открыл собственное предприятие Charles Merrill & Co., а спустя полгода пригласил туда Эдмунда Линча, переименовав компанию в Merrill, Lynch & Co. Их компания быстро богатела. Как и братья Леман, Линч и Меррилл вкладывали деньги в розничные торговые сети - J. C. Penney, Kresge и McCrory. И им тоже везло, их инвестиции себя оправдывали. Через восемь лет после основания компании Меррилл сделал самое важное на тот момент вложение - он выкупил долю в калифорнийской сети супермаркетов Safeway, состоявшей из 322 магазинов.
Великую депрессию, начавшуюся в 1929 году, компания Меррилла и Линча пережила почти без потерь - они словно предвидели крах биржевого рынка и вовремя избавились от долгов и ненужных ценных бумаг. То же самое они посоветовали и клиентам, сэкономив им примерно $6 млн (то есть несколько сотен миллионов долларов по нынешнему курсу). Но из-за депрессии рынок ценных бумаг застыл, и брокерская ветвь Merrill, Lynch потеряла для своих основателей привлекательность. Тогда ее решили продать компании E. A. Pierce.
На некоторое время Чарльз Меррилл сделал своим приоритетом развитие компании Safeway, в которой был главным акционером. К середине 1930-х он превратил ее в третью по величине торговую сеть в США, объединившую 5 тыс. магазинов. Параллельно он, конечно, продолжал заниматься андеррайтингом и инвестициями, что также приносило ему немалый доход.
У него было многомиллионное состояние, и тратить эти деньги Меррилл не стеснялся - он приобрел три роскошных поместья, а гаражи в них наполнил дорогими автомобилями. Свободное время он часто проводил, играя в теннис или гольф или за партией в бридж под хорошее шампанское. Он к тому же с охотой тратил деньги на женщин и трижды женился - в 1912-м, 1925-м и, наконец, в 1939 году, когда ему исполнилось 54 года. И хотя по его завещанию почти 95% капитала было отдано на благотворительность, два его сына и дочь никогда не бедствовали - для них Меррилл создал семейные фонды, которые постоянно пополнял.
В 1941 году, через три года после смерти Эдмунда Линча, Чарльз Меррилл решил вернуться к брокерскому бизнесу. Он провел слияние с предприятием Эдварда Алана Пирса и некоторыми другими, сформировав компанию Merrill Lynch, Pierce, Fenner & Beane. Впервые Меррилл убрал из названия запятую, которая разделяла его фамилию и фамилию Линча.
Новая компания располагала крупнейшей брокерской сетью в мире с представительствами в 93 городах, и с ее помощью Чарльз Меррилл начал проводить революционную для тех лет политику, благодаря которой он и запомнился. Стремясь привлечь к игре на бирже обычных американцев, которые не испытывали никакого доверия к брокерам, он размещал объявления в газетах с подробной информацией о том, что такое инвестиции и как они работают. Своим сотрудникам он назначил фиксированные платежи вместо комиссионных, чтобы они работали спокойно, а не стремились побыстрее получить свои проценты, уговорив клиента совершить хоть какую-нибудь сделку. Чтобы создать имидж честной и открытой компании, непривычный для конторы с Уолл-стрит, Меррилл даже распорядился переименовать должность брокера на управляющего счетами. Офисы Merrill Lynch были светлыми и комфортными, а все сотрудники - вежливыми. "Наш бизнес - это люди и их деньги",- сказал Меррилл в 1946 году.
Его расчет оказался верным: за десять лет Merrill Lynch превратилась в крупнейшую брокерскую компанию на всех биржах, где она торговала акциями, стала самым активным посредником на торговых биржах и пятым по величине андеррайтером корпоративных ценных бумаг. Услугами компании пользовалось более 300 тыс. клиентов, ее оборот достиг $74 млн, а капитализация - $500 млн (сейчас это равнялось бы $17 млрд).
Основатель компании Чарльз Меррилл умер в своем доме в Нью-Йорке в возрасте 70 лет. Ни один из его наследников больше не принимал участия в управлении предприятием.
Взяв на себя управление Lehman Brothers в 1925 году, Роберт окончательно установил приоритеты банка. По его мнению, финансировать следовало в основном те предприятия, которые будут обслуживать рядовых американцев, поскольку самым перспективным он считал потребительский рынок. К концу 1920-х банк вливал деньги в авиационную промышленность, киноиндустрию, радио и розничные торговые сети. В 1929 году, к примеру, Lehman Brothers вместе с банком Harriman Brothers выкупил акции авиаперевозчика Aviation Company на $40 млн, и Роберт стал во главе исполнительного комитета компании. Затем он вошел в совет директоров Pan American Airways, которая зарабатывала на эксклюзивных рейсах в Южную Америку.
Когда в тот же год рынок акций внезапно обрушился, Роберт Леман одним из первых предложил ввести хорошо известную сейчас, а тогда совершенно новую технологию привлечения средств для предприятий - продажу ценных бумаг крупным частным инвесторам без публичного размещения акций на бирже. Его банк, разумеется, становился посредником в таких сделках и получал свою долю.
Таким образом, банк Леманов всегда оставался при деньгах, и Роберт Леман успешно находил им применение. Он делал инвестиции в кино, спонсируя студии Paramount и 20th Century Fox. Вкладывал средства в радиокомпании Radio-Keith-Orpheum, Radio Corporation of America и National Broadcasting Corporation. А в конце 1930-х пошел на такой рискованный шаг, как финансирование телевидения, спонсировав размещение на бирже акций компании DuMont. Через два десятилетия банк оказался в числе первых инвесторов в производителей электроники - компании Digital Equipment Corporation и Litton Industries.
Но не все шло гладко. Роберт Леман, может быть, и был хорошим финансистом, однако управлять банком не умел. Он стал первым его главой, допустившим на руководящие посты людей, не принадлежавших к династии Леман. Более того, он намеренно провоцировал конкурентную борьбу между ними. Один из партнеров банка как-то сказал, что Роберт действует, словно мафиози, которому выгодно держать подчиненных в состоянии взаимной вражды.
Когда Роберт умер в 1969 году, внутри компании началась борьба за власть. Она разворачивалась между инвестиционными банкирами и трейдерами, и даже Пит Питерсон, бывший министр торговли, возглавивший Lehman Brothers в 1973 году, не смог урегулировать конфликт. После слияния с Kuhn, Loeb & Co. в 1975 году инвестиционный банк стал четвертым крупнейшим в США, но Питерсену тем не менее потребовалось несколько лет, чтобы сделать его прибыльным. Однако все его усилия сохранить банк в целости были потрачены впустую. В начале 1980-х многие банкиры покинули Lehman Brothers - они проиграли в борьбе трейдерам, которые назначили нового руководителя Льюиса Глюксмана и стали в одностороннем порядке увеличивать свои премии. Один из покинувших Lehman Brothers банкиров, Стив Шварцман, рассказал в интервью журналу Private Equity International, что в те времена в банке "сформировалась крайне конкурентная среда, из-за которой предприятие в итоге перестало работать".
Беспорядком внутри Lehman Brothers
воспользовалась компания American Express, которая сделала банк частью
своей дочерней компании Shearon в 1984 году. Однако десять лет спустя
новый исполнительный директор American Express Харви Голуб решил
избавиться от сторонних компаний и начал публичную продажу акций Lehman
Brothers. Банк снова получил независимость, и вплоть до ипотечного
кризиса 2007 года его дела, а точнее, курс его акций и капитализация
шли в гору.
Правда, такая деятельность не понравилась обычным банкам, которые сочли, что Merrill Lynch залезает на их территорию. Они попытались исправить положение в суде, но ничего не добились. К 1989 году половина из $304 млрд, находившихся на счетах клиентов Merrill Lynch, была переведена на счета управления капиталом. Популярность услуг обеспечила компании быстрый рост прибылей: в 1971 году они достигали $70 млн в год (это все равно что $700 млн сегодня), в 1975-м - $100 млн, а в 1980 году - рекордных $218 млн. В тот год у главы банка Citicorp Уолтера Ристона, одного из самых влиятельных людей на Уолл-стрит, спросили: "Каким вы видите банк своей мечты?" И он не вполне корректно по отношению к своему учреждению ответил: "Такой банк уже существует. Дон Риган им управляет". Сделав удачную карьеру в Merrill Lynch, Риган оставил пост ее исполнительного директора и перешел на работу в администрацию президента Рональда Рейгана на должность министра финансов.
На смену Ригану в 1980-х пришел еще один экспериментатор - Уильям Шрейер, который тоже провел в компании десятилетия. Он занялся ее реорганизацией - уволил 2,5 тыс. сотрудников, усилил отделы слияния и поглощения, андеррайтинга и торговли ценными бумагами. А также потратил $1 млрд на переезд в новый офис во Всемирном финансовом центре (недалеко от Всемирного торгового центра). В 1985 году под руководством Шрейера Merrill Lynch стала одной из первых шести иностранных компаний, которым разрешили торговать на Токийской бирже. Еще через год она получила доступ к лондонской площадке и смогла торговать 24 часа в сутки.
Без скандалов, конечно, не обходилось - в 1986 году, к примеру, один из брокеров Merrill Lynch попался на мошенничестве. Он обокрал крупного инвестора почти на $10 млн, за что и был арестован ФБР. Следующий год тоже оказался неудачным - Merrill Lynch осуществляла рискованные операции с ценными бумагами, обеспеченными ипотечными закладными, и потеряла на этом $377 млн всего за один день. Прибыль компании резко сократилась, и Шрейеру пришлось урезать зарплаты и бонусы сотрудникам. Впрочем, уже в 1988 году прибыль снова взлетела до $463 млн.
На этом развитие компании не остановилось. К середине 1990-х годов Merrill Lynch стала крупнейшим инвестиционным банком в мире, поглотив английскую фирму Smith New Court. Впрочем, ее постоянное развитие на протяжении конца прошлого века и начала нынешнего неминуемо сопровождалось скандалами: она оказалась замешана в банкротстве компании Enron, которое вызвало много вопросов, да и сами сотрудники Merrill Lynch нередко придумывали и использовали мошеннические схемы. Но пусть даже связанные с этим судебные разбирательства заканчивались многомиллионными штрафами, они все равно не наносили гигантской Merrill Lynch почти никакого вреда. Как и банк Lehman Brothers, со стороны казавшийся неуязвимым, эта компания разрушилась изнутри.
Всего за один год, с июля 2007-го по июль
2008-го, Merrill Lynch потеряла более $19,2 млрд, и стоимость ее акций
резко упала. 15 сентября прошлого года представители компании
официально объявили о том, что предприятие, оборот которого достигал $1
трлн, покупает Bank of
Банкротство инвестиционного банка Lehman Brothers в сентябре 2008 года стало началом наиболее острой фазы глобального финансового кризиса. Один из бывших вице-президентов банка Лоуренс Макдональд вместе с Патриком Робинсоном написал книгу «Колоссальный крах здравого смысла», в которой рассказал о том, как годами накапливались ошибки, приведшие Lehman к гибели. Forbes публикует журнальный вариант одной из глав книги, которая выходит в издательстве «Альпина Бизнес Букс».
…Оставалось последнее средство - продать Lehman Brothers целиком какому-нибудь крупному банку. Но здесь было одно препятствие - генеральным директором Lehman оставался Дик Фулд, и действовать через его голову можно было практически во всем, кроме вопроса о продаже корпорации. Корейский банк развития (КБР) трижды предлагал купить Lehman, последнее предложение было $6,4 за акцию, то есть $4,4 млрд за всю корпорацию. Фулд его отклонил, он соглашался продавать только по $17,4 за акцию. Переговоры заглохли. А поскольку министр финансов Хэнк Полсон относился к Фулду весьма скептически, можно было считать, что Lehman был предоставлен своей судьбе.
С исчезновением корейского покупателя акции Lehman скатились ниже $10. Тысячи сотрудников - владельцев акций с ограниченным правом продажи, выданных в виде премиальных, беспомощно следили за тем, как тают их сбережения.
В понедельник, 1 сентября был День труда, а к следующему уик-энду два крупнейших ипотечных банка мира Fannie Mae и Freddie Mac чуть не обанкротились (Полсон и председатель Федерального резерва Бен Бернанке позеленели от ужаса), и в воскресенье, 7 сентября Полсон их национализировал. Руководство было уволено, 80% акций отошло государству, а правительство гарантировало каждой корпорации по $100 млрд - в случае необходимости. Это было потрясение для всей экономики страны.
Удары сыпались один за другим. Во вторник, 9 сентября один из руководителей отдела инвестиционного банкинга JPMorgan Chase Стивен Блэк в разговоре с Фулдом и финансовым директором Lehman Яном Лоуитом потребовал дополнительного обеспечения на сумму $5 млрд, причем он хотел получить его деньгами. В противном случае кредитная линия для Lehman была бы закрыта. И тогда уже 10 сентября счета Lehman были бы заморожены, а значит, не стало бы денег на повседневные расходы - жалованье, коммунальные платежи и т. п. У Lehman уже давно не было доступа к рынку векселей и однодневных репо.
Гендиректором JPMorgan Chase был 52-летний Джейми Даймон - сын греческого иммигранта, выпускник Гарварда и один из величайших финансистов мира, создатель Citigroup и бывший гендиректор BankOne. На Уолл-стрит ходит легенда, что в октябре 2006 года он позвонил из руандийских джунглей, где выбирал место для кофейной плантации, и распорядился немедленно избавиться от всех высокорискованных закладных, «потому что эта дрянь может пойти прахом».
Перспективы Lehman не давали Даймону покоя уже несколько недель, и его сонар непрерывно пищал, как миноискатель, наткнувшийся на закопанный танк. Еще в июле отдел управления рисками при Даймоне потребовал от Lehman Brothers дополнительного обеспечения займов. Обеспечение на $5 млрд пришло только в августе, причем в виде структурированных ценных бумаг, которые JPMorgan Chase оценил в куда меньшую сумму, чем $5 млрд. Lehman продолжал заверять, что вот-вот привлечет дополнительный капитал, и Даймон, возможно, этому верил.
Четвертого сентября стало понятно, что Lehman так и не нашел денег, и JPMorgan Chase снова попросил выделить $5 млрд, но только деньгами, потому что первый транш ценных бумаг успел обесцениться и стоил не больше миллиарда. Средств не поступило. Так что когда 9 сентября банк Даймона в очередной раз потребовал $5 млрд, это не стало для Lehman сюрпризом. Фулд предложил выделить $3 млрд, что еще сильнее встревожило его кредиторов. После этого Даймон узнал, что на следующий день Lehman собирается объявить об убытках и вести телеконференцию будет сам Фулд. Эта новость мгновенно разнеслась по Уолл-стрит. Одни поверили, что упреждающее квартальный отчет объявление об убытках разрядит ситуацию и в сочетании с обещаниями миллиардных прибылей в будущем выведет компанию из-под удара. Но Даймон был в ужасе. Взяв для поддержки коллегу из Citigroup, он попросил об экстренной встрече с членом правления Lehman Майком Гелбандом, отвечавшим за работу на рынках капитала. Майка попытались убедить, что не нужно заранее объявлять об убытках, потому что в отсутствие дополнительного капитала это только напрасно встревожит рынок.
Представители Lehman возразили, что Фулд намерен продать подразделение по управлению инвестициями Neuberger Berman и получить за него $8 млрд. Люди Даймона ответили, что больше $3 млрд за Berman никто не даст, а Lehman нужно минимум $4 млрд.
На следующее утро ровно в семь утра в конференц-зале четвертого этажа 80 патриотов Lehman собрались обсудить будущее компании. До выступления Ричарда Фулда, призванного улучшить судьбу Lehman, оставалось несколько часов. Собравшиеся напряженно выслушали управляющего директора Тома Хамфри и нового руководителя отдела инструментов с фиксированным доходом Эрика Фелдера, которые кратко рассказали о плане спасения, построенном на создании структуры, куда можно было бы перебросить наш ужасающий портфель коммерческой недвижимости. Мол, когда Lehman переведет свои разорительные обязательства по коммерческой недвижимости на новую компанию, он одним росчерком пера уберет их со своего баланса, и тогда акции банка опять поднимутся до $20.
В зале воцарилась могильная тишина. Неожиданно в ней прозвенел голос, исполненный гнева и раздражения. Посреди зала встал и почти закричал Мо Грайми, руководитель отдела торговли на развивающихся рынках, которому подчинялось более 150 человек.
«То есть как? - рявкнул Мо. - Всего лишь эта ерунда? Какого черта делали эти идиоты из правления последние два месяца? Что, я вас спрашиваю? Не морочьте мне голову. Если у нас ничего другого нет, нам крышка».
В зале начался полный бардак: крики, взмахи рук, разъяренные лица. Но самым свирепым было лицо Мо, и он, надрываясь, орал. «Мы, мать вашу, только переложили доллар из правого кармана в левый, - вопил он. - А долги как были, так и остались, и мы вылетим в трубу раньше, чем успеем глазом моргнуть. Что за галиматья? Рынок сразу поймет, что к чему».
Штука была в том, что убрать коммерческую недвижимость с баланса можно было не раньше января, то есть через четыре месяца, а Lehman нужен был покупатель на всю корпорацию в ближайшие три дня. Из-за этого Мо и завелся: это не могло сработать.
Пока ошарашенные участники телефонной конференции переваривали новость, что в третьем квартале банк потерял $3,9 млрд, Дик Фулд взял слово, чтобы рассказать, как замечательно можно разрулить эту ситуацию.
Он говорил уверенно, но без всякой помпезности. Готовность действовать была налицо, но при этом в поведении Фулда отсутствовал боевой задор, некогда отличавший старого бойца. Он заявил о «решительном сокращении наших активов в сфере коммерческой и жилой недвижимости». О «существенном снижении рисков». И об «укреплении направлений, связанных с предоставлением услуг клиентам». «Это, - сообщил Фулд, - позволит фирме восстановить прибыльность и укрепит нашу способность извлекать из активов доход, пропорциональный рискам». Вину за смятение в рядах клиентов, партнеров и служащих Lehman он возложил на контролирующие органы с их чрезмерной дотошностью.
Переговоры о привлечении дополнительного капитала вышли на конечный этап, а дивиденды снижены до $0,05 на акцию, сообщил Фулд, лишь мимоходом отметив тот факт, что задолженность Lehman составляет $660 млрд. В памяти слушавших Фулда осталось утверждение, что стоимость гигантского портфеля недвижимости Lehman пострадала лишь незначительно. В руководящих кругах фирмы считали, что такого быть не может, да и Даймон этому не поверил. Главный кредитор Lehman теперь был далеко не уверен, что Фулду удастся уцелеть.
Как раз когда Фулд держал речь, на Нью-Йоркской фондовой бирже наши котировки опустились до десятилетнего минимума - всего $7 за акцию. Речь Фулда не помогла, а сообщение о том, что убытки банка за шесть месяцев составили $6,7 млрд, произвело столь угнетающее впечатление, что вред от откровенности Фулда стал очевиден.
На cледующий день, в четверг, 11 сентября JPMorgan Chase обнаружил, что Lehman так и не предоставил требуемый залог в размере $5 млрд. Даймон, который полугодом ранее по требованию ФРС организовал экстренные финансовые инъекции инвестиционному банку Bear Stearns, приказал перекрыть Lehman кредитные линии. Но Фулд, нажимая на все рычаги, остававшиеся в его распоряжении, в том числе вытащив $2 млрд из лондонского офиса, к концу пятницы сумел-таки собрать нужную сумму - на этот раз требовалось уже $8 млрд.
В то время как Фулд был поглощен поиском свободных средств, несколько управляющих директоров занимались подготовкой слияния с Bank of America. Но из этого так ничего и не вышло. На самом деле BofA мечтал о Merrill Lynch, долги у которого были больше, чем у Lehman, но при этом были и 16 000 розничных брокеров с 3 млн брокерских счетов частных лиц. Особенно доходными были счета пенсионеров, суммарные активы которых превышали триллион долларов. В итоге Bank of America отказался от сделки, сославшись на то, что на федеральную помощь рассчитывать не приходится.
Через три минуты после того, как до офиса Lehman дошла новость о провале сделки с Bank of America, банком овладел дух мятежа и сотни людей потребовали немедленной отставки Фулда. Тридцатиметровая южная стена на третьем этаже превратилась в гигантскую доску объявлений, высмеивавших и оскорблявших Фулда и всех виновных в гибели великого банка. Здесь была огромная фотография Дика и экс-президента Lehman Джо Грегори в смокингах, плечом к плечу, с подписью «Тупой и еще тупее». Хэнк Полсон был нарисован сидящим на голове Дика Фулда, а подпись гласила: «Мы достигли полного взаимопонимания с Минфином».
Оставался последний шанс - британский банк Barclays. Впрочем, вел он себя как бессовестный торгаш: хотел получить все надежное, но отказывался от сомнительных активов на $50 млрд.
Уже было известно, что Bank of America вышел из игры, а Министерство финансов помогать нам не собирается. Вокруг нас начали роиться журналисты, словно акулы вокруг тонущего корабля. Перед зданием Lehman на Седьмой авеню расположились телевизионщики с софитами, камерами и микрофонами, рыскали репортеры в поисках объекта для интервью и фотографы, жаждущие заснять кого-нибудь в слезах или утратившим от расстройства дар речи.
Вечерок выдался оживленный, и к часу ночи я успел переговорить с сотней людей. Даже батарейка мобильника разрядилась. В субботу утром двое управляющих директоров Lehman Алекс Кирк и Барт Макдейл в сопровождении главного юрисконсульта Lehman Джима Сири направились в нью-йоркское представительство ФРС. Незадолго до полудня позвонила Кристина Дейли, отвечавшая в Lehman за анализ проблемных облигаций: «Все кончено. Они подают на банкротство».
Между тем переговорщики Lehman все еще вели сражение в бетонной крепости Федерального резерва на Либерти-стрит. Но Хэнк Полсон, видимо, уже давно решил сдать Lehman. Он проявил изобретательность, чтобы спасти Bear Stearns, но не захотел помочь Bank of America, пытавшемуся поглотить Lehman, и теперь не собирался помогать Barclays. Британцы вроде бы еще хотели заполучить часть Lehman, и в субботу утром они все еще утверждали, что сделка возможна, если только они получат одобрение управления финансовых услуг, британского надзорного органа.
Каждые пару часов Фулд звонил Полсону. Министру финансов, который считал, что Lehman сам влез в неприятности, а потому должен покинуть сцену, Фулд был лично неприятен, тем не менее у Полсона оставались опасения, что этот крах может стать прелюдией к мировому банковскому кризису. Хэнк отвел в сторонку Джона Тейна, своего старого друга и коллегу по Goldman Sachs, а теперь гендиректора Merrill, и устроил ему суровую выволочку. После чего Тейн позвонил Кену Льюису, гендиректору Bank of America, и предложил встретиться. Похоже, что все, не сознавая этого, разыгрывали тот же сценарий, что и несколькими месяцами ранее, когда BofA спасал Countrywide, а теперь он же, служа чьим-то интересам, вел к алтарю Merrill.
Положение Lehman от этого не улучшилось. Переговорщики Lehman были повсюду, обсуждали ситуацию с банкирами и юристами. Призвали даже Марка Уолша, отвечавшего в Lehman за портфель коммерческой недвижимости, чтобы помочь Barclays оценить этот самый неподъемный в стране портфель. Сотрудники Barclays с пристрастием допрашивали Барта и Алекса. Один из главных выводов был таков: «Lehman совершенно безумно оценивал свои активы - о чем он там думал, этот ваш Фулд? Ну и типчики, он и Грегори».
К середине субботы в Barclays решили, что меньше всего на свете им нужна коммерческая недвижимость Lehman. Теперь Фулд мог только каждые пять минут названивать домой Льюису, доводя до безумия его семью. Если этот день не оказался самым длинным в истории Lehman, то он точно стал самым длинным днем в жизни Кена и Донны Льюис.
К вечеру субботы телекомпания CNBC уже открыто говорила о гибели Lehman. В воскресенье утром улицы вокруг штаб-квартиры Lehman были забиты репортерами и телевизионщиками. Полиция оцепила тротуар, чтобы дать проход сотням служащих банка, которые стекались в офис. Я смотрел, как из дверей начали по одному появляться с коробками и сумками в руках мои талантливые и трудолюбивые коллеги.
Я увидел окруженного репортерами Джеремию Стаффорда. Один из самых сильных и быстрых трейдеров на Уолл-стрит, которого ждали самые высокие посты в этом мире, теперь стоял среди журналистов в красной бейсбольной кепке, держа под мышкой коробку с личным скарбом. Даже через дорогу было видно, как он сдерживает слезы, объясняя репортеру, что все ожидали подобного финала и, конечно, он с коллегами чувствует свою вину за происходящее. Уходя, он обронил: «Работать здесь было большой честью».
Люди все шли и шли, подгоняемые опасением, что в случае банкротства Lehman власти могут захватить здание и перекрыть вход. Но формальная процедура банкротства еще не началась, и, хотя одни еще надеялись на благоприятный исход, большинство понимало, что все кончено. А почему иначе сотни журналистов оккупировали вход в дом 745 по Седьмой авеню?
Никто не знал и не мог знать, разумеется, что этим утром около 9:30 в одном из обшитых деревом конференц-залов здания ФРС мелькнул последний луч надежды. Полсон и Тимоти Гайтнер, руководитель Федерального резервного банка Нью-Йорка, собрали руководителей ведущих банков и уговорили их профинансировать операцию по приобретению коммерческой недвижимости на балансе Lehman на $40 млрд. Именно об этом мечтали люди из Barclays, так что сделка опять стала возможной.
Барт и Алекс, как и все остальные, были в здании ФРС с шести утра. Майк Гелбанд засел в кабинете фирмы Simpson, Thatcher and Bartlett, юрисконсульта Lehman, и обсуждал вопросы правового и финансового аудита. Около десяти Барт сообщил Майку, что Barclays делает фирме приемлемое предложение.
Майк вздохнул с облегчением. Но через двадцать минут все вновь стало неопределенным. От Барта пришло новое письмо: возникла проблема. Точнее, две. Во-первых, британское Управление финансовых услуг отказывалось одобрить сделку, потому что не хотело нагружать финансы Великобритании американскими трудностями. Полсон лично попытался переубедить Лондон, но безуспешно. Кто-то предположил, что британцы согласятся, если американское Министерство финансов возьмет на себя часть риска, но тут уж Полсон сказал нет.
Еще более насущным вопросом было одобрение акционеров Barclays. Хэнк никоим образом не мог допустить, чтобы британские акционеры отвергли гарантии Министерства финансов США. Договориться обо всем этом нужно было до конца дня. Ведь у банка не было денег, чтобы в понедельник приступить к работе, - нужны были кредиты, а Даймон не соглашался и дальше кредитовать Lehman. Самые влиятельные банкиры Соединенных Штатов застыли перед двумя неразрешимыми проблемами, а Barclays тем временем пошел на попятную.
В ночь с субботы на воскресенье у меня состоялся длительный разговор с аналитиком по кредитным деривативам Питом Хэммэком. Он, как всегда, пришел к логичному выводу, что Полсону придется спасти Lehman Brothers в любом случае. Иначе финансовый мир ждет настоящая катастрофа. «Все сводится к свопам «кредит-дефолт», - рассуждал Пит. - Их выписано на $72 трлн, а держат их семнадцать банков, и только у Lehman их на $7 трлн. Lehman входит в группу основных брокеров - что будет с остальными, если Хэнк позволит нам утонуть? Армагеддон, не иначе». Но это еще не все. «Если у сотни хедж-фондов есть брокерские счета в Lehman Brothers, - продолжал он, - и на каждом по $500 млн, предстоит распродажа акций на $50 млрд. А такая распродажа вызовет цунами. И еще хуже то, что все эти хедж-фонды работают с пятикратным или десятикратным кредитным рычагом. А это значит, что потребуется распродажа акций, облигаций, производных и всего остального на $500 млрд. Это будет мегацунами. У Хэнка просто нет выбора: надо предотвратить катастрофу». Ни один современный рынок еще не сталкивался с распродажей такого масштаба.
Мы с управляющим директором Ларри Маккарти не разделяли мнения Пита. «Нам конец, - сказал Ларри с характерным для него цинизмом, - потому что Хэнк и его люди видели бухгалтерскую отчетность». Лично я думал, что Полсон намерен дать бой в защиту капитализма и предоставить рынкам довершить дело. Единственной проблемой было то, что не выживет никто.
Примерно в восемь вечера воскресенья переговорщики Lehman вернулись из здания ФРС и поднялись на 31-й этаж. Барт Макдейл прошел прямо в заполненный людьми кабинет Фулда и сообщил, что спасательной операции не будет, что все кончено и что Lehman Brothers предписано приступать к процедуре банкротства.
Наш гендиректор был ошеломлен. Предстояло банкротство на $660 млрд, крупнейшее в мировой истории. Хотя все уже практически смирились с тем фактом, что федеральным властям все равно: погибнет Lehman или выживет, было решено сделать еще одну попытку - напрямую позвонить Гайтнеру, главе Федерального резервного банка Нью-Йорка.
Юрисконсульт Фулда Том Рассо набирал номер, и за ним молча следили пятнадцать членов правления. Было 8:20 вечера. Самого Гайтнера не застали, но нашли его заместителя. Надвигалось самое драматичное банкротство в истории финансов США, а найти Гайтнера никто не мог. Ему звонили, оставляли сообщения на автоответчиках.
Но Том словно ушел в подполье. Возможно, это была случайность, но не удавалось отделаться от мрачной мысли, что так все и было задумано.
Тогда решили разыграть последнюю карту. Щекотливое решение, но другого выхода не было. Одним из членов правления был инвестиционный банкир Джордж Уокер IV, выпускник Лиги плюща с дипломом Уортонской школы бизнеса. Он был пятиюродным братом президента Соединенных Штатов Джорджа Буша-младшего - у них был общий прапрадед. Тридцатидевятилетний Уокер не хуже других понимал тяжесть ситуации и перспективы - крах карьеры, потеря личного состояния. К нему-то Гелбанд и обратился с просьбой позвонить президенту, пусть родственник вмешается.
От одной мысли о звонке в Белый дом Уокер вспотел до нитки.
Не уверен, что это правильно, - сказал он.
Но Гелбанду терять было нечего. Он отвел Джорджа в сторону и откровенно сказал, что, если не позвонить, «мировые рынки накроются».
Джордж побледнел.
Я не приказываю тебе, - напирал Майк. - У меня нет на это права. Я перед тобой на коленях, Джордж. Пожалуйста, позвони ему, прошу тебя. Это наш последний шанс.
К Майку присоединился Эрик Фелдер, глава отдела инструментов с фиксированным доходом:
Нас ждет мировая катастрофа, Джордж. Они не понимают, что делают. Я поддерживаю Майка, я умоляю тебя.
Ошалевший Уокер прошагал через комнату, смерил взглядом Дика Фулда, который говорил по телефону, а потом отправился в библиотеку и набрал номер президента США. Майк слышал, как он попросил соединить его с квартирой президента. Было понятно, что оператор старается для члена семьи, но что-то никак не складывается, и наконец в трубке раздается:
Прошу прощения, мистер Уокер. Президент не может сейчас подойти к телефону.
Уокер сделал все, что мог. И вот теперь все в последний раз собрались вокруг стола Дика Фулда. Знаменитый юрист Харви Миллер вместе с коллегами из Weil Gotshal уже прибыл и готовил необходимые документы о банкротстве. Примерно в два часа ночи заявление о банкротстве было заполнено. Так в понедельник 15 сентября 2008 года умер 158-летний инвестиционный банк. Это было крупнейшее банкротство в истории человечества.
Братья Леман - американские банкиры, основатели одного из ведущих инвестиционных проектов Соединенных Штатов. Банкротство их предприятия ознаменовало начало очередного витка мирового финансового кризиса.
История их успеха началась в середине XIX столетия. Перебравшись из Германии в США, братья открыли небольшую бакалейную лавку в провинциальном городке Монтгомери. Дела у предпринимателей шли хорошо, поэтому уже через шесть лет все семейство Леман в полном составе перебралось на североамериканский континент.
В тот период экономика США только становилась на ноги. Поэтому у местного населения не всегда были бумажные деньги. Поселенцы расплачивались продуктами собственного производства. В обмен на соль, сахар и муку колонисты предлагали хлопок. Отказываться от сотрудничества с небогатыми фермерами дальновидные братья не стали. Правда, им пришлось самостоятельно оценивать полученную сельскохозяйственную продукцию. Так возникла идея создания товарной биржи.
Вплоть до Гражданской войны, разделившей южные и северные территории на два противоборствующих лагеря, бизнес семьи Леман носил локальный характер. В конце затяжного противостояния юг США оказался на грани разорения. Леманам пришлось искать новые пути заработка. Братья обратили свое внимание на север, открыв представительство в Нью-Йорке. В 1867 году выходцы из Германии выпустили облигации, с помощью которых им удалось привлечь солидные финансовые потоки для развития родной Алабамы.
Этот момент можно по праву считать судьбоносным. Он и стал началом становления банковской деятельности братьев Леман. Но настоящим финансовым и инвестиционным центром Северной Америки Lehman Brothers станет намного позже. В конце XIX века организация выполняла функции примитивной товарной биржи. Ее сотрудники покупали и продавали хлопок и другую продукцию фермеров Алабамы и сопредельных штатов.
На этот период в Соединенных Штатах пришлось бурное развитие железнодорожного транспорта. Оно позволило стране выйти из статуса аграрной державы и стать индустриальным государством. Вокруг строительства железной дороги кипела бурная финансовая деятельность. Компании покупали и продавали облигации. В этот процесс влились и братья Леман. Они стали полноправными участниками фондовой биржи в Нью-Йорке. В 1906 году предприятие Lehman Brothers возглавил сын Эммануэля Лемана. Началась новая веха в истории компании.
Наследник семьи немецких эмигрантов приступил к тесному сотрудничеству с Генри Голдманом. Его имя числится в списке основателей банка «Голдман Сакс». Вместе они наладили выпуск различных ценных бумаг, которые принесли финансовым учреждениям огромную прибыль. Lehman Brothers занималась продажей акций таких известных розничных торговцев и дискаунтеров Америки, как «Мэй Департмент», «Сиарс», «Вулворт».
В 1920 году к управлению компанией был допущен младший сын Эммануэля Лемана. При нем предприятие достигло максимального расцвета. Он руководил инвестиционным фондом больше сорока лет. В его бытность банк представлял свои услуги не только на фондовых и товарных рынках Северной Америки, но и занимался консультированием партнеров.
Своим успехом банку Lehman Brothers обязаны кинокомпании «Парамаунт Пикчерс» и «20 Сентури Фокс». Банк первым обратил внимание на доходность сферы развлечений и активно вкладывал средства в цирковые и театральные студии. Его консультантом удалось объединить в единую сеть порядка 700 разрозненных цирков, создав полтора миллиона зрительских мест.
Возможно, риски Lehman Brothers никогда бы не оправдались, если бы один из ближайших родственников семейства Леман не ушел в политику. Ему удалось стать соратником Франклина Рузвельта, что послужило своеобразным гарантом финансовой безопасности и стабильности корпорации. Позже удачливому Герберту Леману удалось стать мэром Нью-Йорка. Банк накрыла новая волна клиентов. Все понимали, что столь выгодное родство руководства инвестиционного центра сулит приличные дивиденды.
Используя все свои родственные связи, высший менеджмент добивался подписания государственных контрактов. В то время вознаграждения сотрудников Lehman Brothers достигли баснословных сумм. Компания вышла на международный рынок.
Очередная веха в развитии банка «Леман Бразерс» началась после продажи контрольного пакета акций компании «Американ Экспресс». До этого момента корпорацией руководили только близкие родственники основателей предприятия. В конце девяностых годов XX столетия финансовое учреждение вновь показало баснословную прибыль. Начался новый виток в его развитии. Его прибыль исчислялась миллиардами.
Дела в банке шли в гору. Никто из менеджеров даже подумать не мог, что совсем скоро им придется оформлять банкротство Lehman Brothers. Деньги вкладывались в заведомо рискованные предприятия. Было взято огромное количество ипотечных займов. Корпорация ежегодно признавалась лучшим торговцем на Лондонской фондовой бирже. Казалось бы, беспокоиться было не о чем.
Прибыль «Леман Бразерс» в 2006 году превысила четыре миллиарда и увеличилась на 22 %. Но лето 2007 года в корне изменило жизнь банкиров Леман.
Первые признаки будущего обвала рынка кредитования недвижимости в Соединенных Штатах были видны еще в начале 2007 года. Но разглядеть их удалось не всем. В июне грянула настоящая буря. На продажу выставлялись не просто лучшие коммерческие и жилые объекты страны, но и целые районы и даже города. Продавцов было море, а вот покупатели исчезли. Ипотечные закладные потеряли свою начальную ценность, превратившись в бумажный мусор.
Наслаждаясь подсчетом прибыли в начале 2007 года и радуясь итоговым бонусам, менеджеры не заметили новые тенденции на ипотечном рынке США. Это стало их роковой ошибкой, которая и привела к краху Lehman Brothers. Уже в августе были проведены массовые увольнения. Компенсации получило 1 200 сотрудников соответствующих подразделений банка.
Менеджеры, осознав серьезность ситуации, приступили к активному поиску покупателей. Они готовы были распродать «Леман Бразерс» по частям, но никто из крупных игроков не согласился на сделку. Банкиры получили отказ от местных предпринимателей, коммерсантов из Европы и даже Южной Кореи и Японии. Постоянно понижающийся рейтинг «Леман Бразерс» лишь приближал крах банка Lehman Brothers.
В сентябре 2007 года акции банка стоили дешевле, чем украинские финансовые корпорации. Обвал продолжался. Не помогла отставка ведущих менеджеров предприятия. Выставленные в конце августа активы и материальная собственность «Леман Бразерс» не смогли собрать необходимые суммы. Недвижимость и имущество продать удалось, а вот ценные бумаги оказались не нужны.
Поняв, что альтернатив больше нет, руководство банка приступило к переговорам с государством. В Соединенных Штатах имеются прецеденты, когда национализировались крупные разорившиеся предприятия. Поддержка властей могла стать выходом из сложившейся ситуации, но конгрессмены и президент не протянули руку помощи тонущим в долгах финансистам «Леман Бразерс». Говорят, что владельцы банка догадывались о том, что правительство Америки откажет им, поэтому использовали абсолютно все способы передать прогоревшее предприятие в другие руки.
Официальной датой завершения истории Lehman Brothers считается 15 сентября 2008 года. В этот день владельцы контрольного пакета акций банка обратились в суд с заявлением о банкротстве. Стоимость активов предприятия сразу же уменьшилась в десять раз. Шестнадцатого сентября корпорацию оценивали всего в 250 миллионов.
В 2010 году на аукционе «Сотбис» была выставлена уникальная коллекция художественных произведений, которой владел банк «Леман Бразерс». Ожидаемая стоимость лота составляла 3 000 000. С молотка ушли работы Гэри Хьюма, Люсьена Майкла Фрейда и другие картины современных художников.
События, разворачивающиеся вокруг банкротства предприятия, легли в основу фильма «Предел риска», который был снят в 2011 году. В ходе оформления процедуры банкротства представители «Леман Бразерс» выплатили юристам и адвокатам более трех миллиардов.
В рамках расследования дела о банкротстве финансового учреждения был обнаружен российский след. Говорят, что одна пятая всего состояния Леонида Невзлина, бывшего акционера нефтяной компании «Юкос», осталась на счетах Lehman Brothers. Имеются сведения, что причастным к деятельности банка был Тимербулат Каримов, зять Игоря Сечина. Один из основателей фонда «ВТБ Капитал» начинал свою карьеру в офисе «Леман Бразерс», расположенном в Лондоне.
Подобных фактов множество. Некоторые из них связаны с криминальными историями. Так, Питер Гавами, бывший сотрудник разорившейся компании Lehman Brothers, был задержан американскими правоохранительными органами по подозрению в мошенничестве с ценными бумагами.
Крах инвестбанка стал кульминацией кризиса, назревавшего почти два десятилетия
15 сентября 2008 года Lehman Brothers , четвертый по величине инвестиционный банк в США, подал в суд заявление о банкротстве. В считанные дни кредитные рынки США и других стран фактически закрылись, а американские вкладчики предприняли невиданный за десятилетия штурм своих накоплений в финансовых компаниях.
Его объемы были такими, что вся финансовая система страны фактически оказалась на грани коллапса. И уже 19 сентября правительству США впервые пришлось гарантировать то, что оно никогда прежде не гарантировало – незастрахованные вклады.
Первые признаки надвигающейся бури проявились в США почти тремя годами ранее, а первые громовые раскаты – как минимум, за полтора. Истоки же кризиса, как теперь считается, восходят к событиям 90-ых. Их совокупность можно свести к двум главным составляющим: рисковая ипотека и регулирование финансовых рынков. Не претендуя на универсальность, вспомним лишь некоторые их аспекты.
ЗОЛОТАЯ ЖИЛА
Еще в 1977 году в США был принят закон о “поддержке местных инвестиций”, направленный на то, чтобы ипотечные кредиты стали доступнее и для семей скромного достатка. Он предусматривал, в частности, установление неких средних процентных ставок по таким кредитам в том или ином регионе, превышать которые банки не могли для любых категорий заемщиков, вспоминает научный сотрудник Гуверовского центра Стэнфордского университета в США профессор экономики Михаил Бернштам .
По его словам, в 1995 году, в дополнение к нормам этого закона, давление на банки усилили еще больше, фактически принуждая их снижать требования к финансовому положению заемщиков.
Одновременно в стране формировался рынок новых финансовых инструментов – тех самых, которые обеспечивались многочисленными долговыми обязательствами – как компаний, так и частных лиц. Позже они оказались чуть ли в эпицентре кризиса. Этот рынок, который тогда был невелик, оказался весьма выгодным для инвестиций. Новые ценные бумаги котировались высоко, и многим инвесторам стало казаться, что они наткнулись на “золотую жилу”.
“На столь благоприятном фоне требования к ипотечным заемщикам ослабили еще больше: уже и первый взнос не нужен, и подтверждать заработки не надо, - продолжает Михаил Бернштам. – Уже стали выдавать кредиты, которые могли в 40-50 раз превышать реальные доходы заемщиков. Хотя реально превышение это не может быть более, чем, скажем, 10-кратным: ведь тогда 30-летний ипотечный кредит с процентами человек просто физически вернуть не сможет. Даже если вся его зарплата будет уходить только на эти выплаты”.
В итоге к 2007 году, когда бум на рынке недвижимости в США прошел, 12% общего объема жилищной ипотеки в стране, составлявшего тогда 11 трлн долларов, приходилось на кредиты “проблемные”.
ДВОЙНЫЕ ГАРАНТИИ
В воскресенье, 7 сентября 2008 года, то есть за восемь дней до банкротства банка Lehman Brothers, в США было объявлено о крупнейшей в истории страны национализации.
Министерство финансов и Федеральная резервная система вкладывали 188 млрд долларов в федеральные ипотечные агентства Fannie Mae и Freddie Mac , на долю которых приходилось более половины американского рынка ипотечного кредитования. Их обязали выпустить в пользу государства права на 80% новых своих акций на 20 лет, тем самым переведя агентства под государственный контроль. На следующий же день акции обоих агентств на фондовом рынке просто рухнули – их котировки упали на 75-80%.
Fannie Mae было создано еще в 1938 году и в течение 30 лет являлось государственной структурой. В 1968 году его приватизировали, дабы освободить бюджет от лишних трат, отмечал в интервью РС руководитель Центра по изучению рынка недвижимости при Гарвардском университете профессор Николас Ретсинас . “По этой же причине другое, конкурирующее ипотечное агентство – Freddie Mac – создавалось в 1970 году сразу как частная акционерная компания”.
Хотя оба федеральных агентства, уникальных в мировой практике, и являлись частными компаниями, на финансовых рынках не сомневались: возникни кризисная ситуация, американское государство в стороне не останется. Как, собственно, и произошло. “Их спасение стало важнейшей частью всего того, что было сделано осенью 2008 года для предотвращения катастрофы”, - скажет пять лет спустя в интервью газете The Wall Street Journal тогдашний министр финансов США Генри Полсон .
Fannie Mae и Freddie Mac с момента появления выполняют функцию гарантов ипотечного кредитования в США. Как и задумывалось изначально во имя развития рынка недвижимости в стране. Агентства выкупают у коммерческих банков закладные по выданным ими ипотечным кредитам. Такой выкуп не только минимизирует риски банков, но и возвращает им деньги, которые банки могут направить на выдачу очередных ипотечных кредитов.
“Пакетируя” выкупленные у банков закладные, агентства выпускают на их основе собственные облигации, которые продают на финансовых рынках. Причем в этих бумагах специально указывается, что Fannie Mae и Freddie Mac обязуются их гарантировать, отмечал в интервью РС вице-президент калифорнийской инвестиционной компании TCW Джеффри Гандлак .
“И если назавтра оба агентства вдруг перестали бы существовать, то вместе с ними исчезли бы и гарантии. В результате цены на недвижимость в стране просто рухнут, так как резко сузится круг потенциальных покупателей жилья – ведь банки в одночасье лишатся мощного источника пополнения собственных фондов, кредиты из которых и помогают людям совершать столь дорогостоящие покупки”.
Облигации американских ипотечных агентств имели наивысшие кредитные рейтинги и традиционно считались на мировых финансовых рынках одними из самых надежных. Все понимали, что за ними фактически стоят обязательства правительства США.
И потому облигации Fannie Mae и Freddie Mac охотно скупали на сотни миллиардов долларов не только американские, но и зарубежные инвесторы, в том числе центральные банки и правительства других стран, тем самым фактически кредитуя дополнительно экономику Соединенных Штатов. Например, в 2008 году в облигации этих агентств была вложена примерно пятая часть всех валютных резервов России .
Но такая “двойная гарантия” ипотечных агентств (они страхуют кредиты банков, а государство фактически страхует их самих) имела, как выяснилось, и обратную сторону, отмечает профессор Бернштам. Еще в конце 90-ых, под влиянием новых веяний, они впервые начали смягчать требования к “качеству” выкупаемых ими ипотечных кредитов. В начале 2000-ых этот процесс ускорился: появлялись все новые финансовые инструменты, также привязанные к рынку недвижимости, но выпускавшиеся уже финансовыми компаниями, с ипотекой непосредственно не связанными.
Конкуренция с их стороны обострялась, и в 2005 году федеральные агентства впервые начали терять долю на ипотечном рынке. К тому времени, кстати, рост цен на недвижимость в США, продолжавшийся с 2001 года, стал замедляться, а с середины 2006 года сменился их спадом.
Агентства были вынуждены вновь снизить собственные стандарты требований, выкупая у банков все больше ипотечных кредитов, относящихся к различным “проблемным” категориям. “Так, неожиданно для всех, - продолжает Михаил Бернштам, - и возникла ситуация, в которой роль ипотечных агентств в формировании будущего кризиса оказалась столь значительной”.
В канун кризиса объем выпущенных Fannie Mae и Freddie Mac облигаций достиг 5,3 трлн долларов (для сравнения, это 36% общего объема ВВП США в 2008 году) , что составляло половину объема всего американского рынка жилищной ипотеки.
Сегодня, пять лет спустя, государство через эти два агентства и смежные структуры гарантирует уже 90% всех вновь предоставляемых в стране ипотечных кредитов. А многие из конкурировавших тогда с облигациями агентств финансовых инструментов остались в прошлом.
ФИНАНСЫ МАССОВОГО ПОРАЖЕНИЯ
Еще в начале века они переживали настоящий бум. Например, производные инструменты, базирующиеся на самых разных долговых обязательствах (CDOs), возникшие в 1987 году, стали крупным сегментом рынка в начале 2000-ых. В пакеты, их обеспечивающие, начали включать и корпоративные облигации, и муниципальные, и ипотечные, хотя особенно стремительно росла доля именно последних.
Новизна этого инструмента заключалась в том, что он фактически состоял из фрагментов очень многих долговых обязательств, поясняет Михаил Бернштам: какие-то из них были более рисковые, другие – в гораздо меньшей степени. Но в среднем каждая такая облигация представлялась инвесторам весьма надёжным ликвидным инструментом, да еще с высоким рейтингом, который присваивался рейтинговыми агентствами.
Их распространению способствовало и то, что доля “качественных”, надежных ипотечных займов в стране в принципе растет медленно, соответствуя темпам общего роста доходов населения. Тогда как спрос рынка на новые финансовые инструменты превзошел все ожидания, что закономерно обернулось снижением их “качества”.
Наконец, на фоне возобновившегося, после “dot com - кризиса” 2000-2001 годов, общего роста экономики США, предложение очередных корпоративных облигаций было невелико. И спрос инвесторов все больше смещался в сторону новых финансовых инструментов. Тем более, что доходность вложений в них оказывалась на 2-3 процентных пункта больше, чем по традиционным облигациям с такими же кредитными рейтингами. Хотя все и понимали, что эта разница всего лишь отражает уровни риска.
Кроме того, еще в 2000 году в США был принят закон, который, как отмечает Михаил Бернштам, по сути, отменял регулирование рынка производных ценных бумаг. Появилась, в частности, возможность создавать вторичные или третичные облигации, под которые, в свою очередь, выпускались всевозможные страховые инструменты, минимизирующие, как казалось, риски инвесторов. Причем эмитировали их финансовые компании или банки не только в США, но и в других странах мира, охотно продавая новинки как друг другу, так и другим участникам рынка.
“К середине 2008 года международный рынок этих ценных бумаг расширился до 630 трлн долларов, что в 10 раз превышало тогда общий объем мировой экономики, - говорит Михаил Бернштам. – Именно их инвестор-гуру Уоррен Баффет и назвал как-то “финансовым оружием массового поражения”.
Ни один пузырь на финансовых рынках не сдувается внезапно. Сначала должен проявиться некий перелом. В данном случае к проявлениям такового можно отнести, с одной стороны, начавшееся в середине 2006 года снижение цен на недвижимость в США. В результате в стране появилось множество еще недавно купленных домов или квартир отрицательной нетто-ценности . То есть их рыночная цена оказывалась меньше остатка ипотечного долга по ним заемщиков перед банками.
С другой стороны, для многих заемщиков заканчивался первый, льготный период платежей за приобретенное через ипотеку жилье, когда процентные ставки были минимальными, да и платежи по основному кредиту могли быть неполными. Теперь - льготы кончились, платить предстояло уже по полной, что многим семьям оказалось не по силам.
К концу 2006 года количество таких семей стало нарастать особенно быстро, и последствия не заставили себя ждать. В течение февраля и марта 2007 года обанкротились сразу около 30 американских финансовых компаний, специализировавшихся на кредитах для потенциально “проблемных” заемщиков. А в начале апреля и крупнейшая из них – New Century Financial Corp
. - обратилась в суд по банкротствам, что стало уже явным проявлением грядущих перемен. За месяц до этого приостановили биржевую торговлю акциями компании. Среди ее кредиторов были и некоторые крупнейшие банки США и Великобритании.
Счет фактически пошел на месяцы.
ЛЕТОПИСЬ
Конечно, уже через пару лет после пика кризиса экономисты без особого труда выстраивали события 2007-2008 годов в некую логическую цепочку. Но в то время, когда эти события происходили, их взаимосвязь, как и масштаб последствий, представлялись далеко не столь очевидными. Причем как финансовым властям, так и самому финансовому рынку, получавшему один удар за другим. Вот лишь некоторые из них.
В начале марта 2007 года крупнейший банк Великобритании – HSBC – неожиданно объявляет, что его прошлогодние затраты на покрытие “проблемных” долгов по операциям в США оказались на 20% большими, чем предполагалось ранее. Причиной стали массовые отказы заемщиков обслуживать взятые у банка кредиты – ввиду отсутствия средств.
В начале августа 2007 года крупнейший банк Франции – BNP Paribas – объявил фактически о крахе трех из своих инвестиционных фондов, связанных с ипотечным рынком США. На таких новостях проявился дефицит ликвидности на межбанковском рынке Европы. Пытаясь его сократить, Европейский центральный банк (ЕЦБ) одномоментно вливает в систему 95 млрд евро, что стало самой крупной его интервенцией на рынке со времени после терактов в США в сентябре 2001 года.
И это было лишь начало. В течение нескольких следующих дней ЕЦБ предоставил банкам еще 109 млрд евро. Собственные масштабные интервенции начали проводить центральные банки США, Канады и Японии.
Помогло, но ненадолго. Уже в начале сентября 2007 года ключевая международная ставка рынка межбанковского кредитования – лондонская LIBOR – повысилась до почти 10-летнего максимума. А когда банки опасаются кредитовать даже друг друга, объемы их кредитов компаниям и предприятиям сокращаются тем более, что немедленно отражается на общем экономическом росте.
В США экономика оказалась в рецессии с декабря 2007 года. Она продолжалась в итоге 18 месяцев, став самой длительной в послевоенной американской истории, и, по аналогии, получила название “Великая рецессия” . В Европе торможение экономического роста перешло в рецессию в конце 2008 года. А в еврозоне она продолжалась ровно столько же, сколько в США – полтора года.
14 сентября 2007 года вкладчики британского банка Northern Rock за один день сняли со своих счетов более 1 млрд фунтов – примерно 5% общей суммы вкладов, что стало самым крупным “набегом” на банки в стране за 100 с лишним лет. И продолжался он до тех пор, пока правительство Великобритании не объявило, что гарантирует все эти вклады. Однако через полгода, в феврале 2008-го, банк все же пришлось национализировать.
В начале декабря 2007 года президент США Джордж Буш объявил программу финансового содействия примерно одному миллиону американских семей, оказавшихся под угрозой выселения из недавно купленных домов и квартир, кредиты по которым они уже не могли выплачивать.
В середине марта 2008 года финансовые власти США решили спасать пятый по величине в стране инвестиционный банк – Bear Stearns . Он получил от центрального банка кредиты на 30 млрд долларов после того, как вкладчики и пайщики всего за три дня опустошили все имевшиеся резервы банка. А еще через день Bear Stearns, при активном посредничестве финансовых властей, был по минимальной уже цене куплен более крупным американским инвестиционным банком – JP Morgan Chase .
Тем самым был создан уже второй за 10 лет крупный прецедент, отмечает Михаил Бернштам, когда государство помогает не обычному коммерческому банку, на бизнес которого распространяется его традиционное регулирование, включая страхование вкладов, а небанковскую финансовую компанию, бизнес которой предполагает более высокие риски при минимальном регулировании и отсутствии страховки вложений.
В 1998 году помощь государства получил крупный хедж-фонд Long-Term Capital Management , оказавшийся на грани банкротства, как выяснилось, во многом из-за крупных вложений в российские ГКО, по которым Россия объявила дефолт. “Событию не придали тогда особого значения, но это фактически стало первым ясным сигналом участникам финансовых рынков, - продолжает профессор Бернштам: рисковать теперь можно гораздо больше, так как в случае кризиса государство явно не оставит их в беде”.
“Ради спасения экономики нам действительно пришлось нарушить один из основополагающих американских принципов – если ты намерен рисковать, то будь готов и ко всем последствиям риска, признавал позже Нил Кашкари , возглавлявший первую послекризисную в США программу - TARP , в рамках которой государство выкупило у банков и финансовых компаний “проблемных” активов на 700 млрд долларов.
Наконец, в начале сентября 2008 года под контроль государства перешли в США ипотечные агентства Fannie Mae и Freddie Mac, а еще через неделю, 15 сентября, стал очевиден крах четвертого по величине в стране инвестиционного банка – Lehman Brothers.
Для многих участников рынка такой финал банка стал неожиданностью: уж если власти всего за полгода до этого решили спасать пятый инвестбанк страны, то еще более крупному, скорее всего, рухнуть не дадут и подавно. Но на этот раз вышло иначе. Отчаявшись найти покупателя на Lehman Brothers, финансовые власти США отказались в итоге от дальнейшего в нем участия...
Всех последствий такого решений тогда, видимо, не мог представить никто. Стоило банку объявить, что он вынужден обратиться в суд по банкротствам, как вдруг выяснилось, что Lehman Brothers был мощным источником краткосрочных займов не только для сотни крупных американских хедж-фондов, но и, например, для того же ипотечного агентства Freddie Mac, вспоминает Михаил Бернштам. И это не все.
Тут же выяснилось, что облигации, выпускавшиеся банком Lehman Brothers, весьма активно покупали американские взаимные денежные фонды . Те самые, что создали в стране гигантский, на 3,4 трлн долларов, рынок краткосрочных кредитов, которыми пополняли свой оборотный капитал, в том числе – на текущие, повседневные нужды, десятки тысяч компаний всех секторов американской экономики. Вот тогда-то и стали проступать общие контуры реальных масштабов кризиса.
Для начала властям уже на следующий день, 16 сентября, пришлось заявить о спасении крупнейшей в стране страховой компании – American International Group , которая также понесла огромные убытки, связанные с операциями на рынке производных ценных бумаг.
“Она, в частности, предлагала своим клиентам рисковые сделки со взаимными страховками от дефолта по кредитам, - отмечал два года спустя в интервью РС сотрудник исследовательского Center for American Progress в Вашингтоне Патрик Гарофало . – А потому выяснилось, что у нее и денег-то не хватило бы, если вдруг действительно пришлось бы расплачиваться”.
Но у AIG – страховые полисы и тысяч компаний, и десятков миллионов американцев на многие сотни миллиардов долларов. И, чтобы их сохранить, власти предоставляют компании в целом 182 млрд долларов, получив в качестве частичной компенсации права на 80% ее акций.
На следующий день, 17 сентября, пайщики американских взаимных денежных фондов изъяли из них сразу 169 млрд долларов – подобных “штурмов” финансовых компаний Америка не видела со времен Великой депрессии 30-ых годов прошлого века.
Более того, поясняет Михаил Бернштам, эти компании в одночасье прекратили одалживать деньги и друг другу, опасаясь массовых банкротств: “В результате “замерз” весь кредитный рынок США, и вся финансовая система страны фактически оказалась под угрозой коллапса”.
Финансовым властям предстояло сделать трудный выбор, продолжает профессор Бернштам. Либо, как во времена Великой депрессии, на какое-то время вообще закрыть финансовые институты, блокировав тем самым любые попытки вкладчиков или кредиторов получить в них свои деньги, либо распространить гарантии государства по вкладам в коммерческих банках и на вклады в других финансовых структурах.
“Выбрали второе. 19 сентября Министерство финансов США объявило, что полностью гарантирует вложения вкладчиков взаимных денежных фондов при любом развитии событий. Только после этого американская финансовая система начала оживать”.
Мы понимали, что крах Lehman Brothers может обернуться катастрофой, поэтому пытались его продать, но – безуспешно, заявит год спустя Комиссии по расследованию кризиса руководитель Федеральной резервной системы Бен Бернанке .
А тогдашний министр финансов США Генри Полсон в интервью The Wall Street Journal в канун пятилетия кризиса признает: если бы у правительства уже тогда были полномочия, которыми Конгресс наделил его в 2010 году, оно предпочло бы взять банк Lehman Brothers под свой контроль, чем дать ему обанкротится. “Пусть это и противоречило бы правилам, но в итоге так было бы лучше”.
